Параметры риска
Шрифт:
А в нем тем временем выгорела насквозь сердцевина, и огонь моментально втянулся внутрь будто в трубу. Теперь пень весь был охвачен бушующим пламенем. Подойти вплотную уже не представлялось возможности — такой жар от него исходил. И нам приходилось с силой метать тяжелые плиты дерна, пытаясь сбить мощное пламя.
Постепенно мы все же закидали пень дерном со всех сторон, хотя он и не сдавался, высовывал хищные огненные языки в малейшую щель и нещадно дымил. Тогда мы стали брать землю руками и пригоршнями засыпать эти щели. Было невыносимо жарко. Пот лил с
Полтора часа длилось наше сражение.
Вода в реке была ледяной. В ней плавал неведомо откуда взявшийся круглый кусок ослепительно чистого льда. И сразу захотелось приложиться к нему щекой, чтобы остыть. Только позже понял, что это — луна.
Утром я взглянул на поле сражения: все оно изрыто и перепахано. Если бы такую работу проделал роторный экскаватор, его машинист наверняка получил бы премию га перевыполнение нормы.
Заворочались, закряхтели друзья. Из-под капюшонов курток торчали только носы. Мы всегда так заворачиваемся на ночь, надеясь, что станет теплее. Но это лишь самообман!
— Уж небо осенью дышало… — продекламировал я им натощак, надеясь с помощью классики отразить сегодняшний день. — Уж реже солнышко блистало…
Алексей сел, протер глаза грязной ладонью (отмыть ее вечером не удалось) и произнес таким тоном, каким обычно говорят:
— Прекратите! Короче! — Он огляделся, потянулся и добавил спокойнее: — Становился день.
И мы, медленно и весьма неохотно переставляя ноги отправились собирать грибы.
Не знаю, как мои друзья, но я уже начал потихоньку (про себя, разумеется) поругивать день, когда надумал ввязаться в эту историю.
Последняя дорога
С радостью и сожалением ушли мы из соснового бора. С радостью — потому что постоянный холодный ветер нас измотал и проморозил, казалось, насквозь. А с сожалением, потому что приятно все-таки жить в чистом сосновом лесу, где нет комаров и мошки.
Мы спустились еще дальше вниз берегом речки и к концу дня выбрали место для новой стоянки. Спасаясь от ветра, укрылись в низине, под защитой лесистого склона сопки. Ветер тут много тише, зато сразу же объявились комарики, и мошка с надоедами-мухами. Отмахиваюсь от них и время от времени думаю: "А чем, собственно, они все тут питаются, когда нас нет?"
Толя после последних неудач на рыбалке забросил удочки: что в них толку, если рыба не ловится? Да и червей трудно копать — сил-то мало. А здесь, в низинке, Коваленко не удержался: взял, размотал удочки. Минут за десять он поймал трех пескарей. А потом, сколько ни сидел, — ни единой поклевки! Очень непоследовательно ведет себя рыба в этих местах…
Вечером, перед тем как лечь спать, Толя повстречался с гадюкой. Оба проявили благоразумие и поспешили мирно разойтись в разные стороны.
Чуть позже, когда стемнело, над нашими головами неожиданно раздался странный — гудящий, с сильным свистом — звук. Подняли головы и увидели трех уток, летевших необыкновенно стремительно. Никогда не думал, что утки могут так быстро летать… И тут же пришло в голову: может, неподалеку где-то большая вода?
В пять утра нас разбудил мелкий дождичек. И эту ночь мы спали урывками, просыпаясь через полчаса, через час… Дремлешь, а в сознании прокручивается только одно: как бы костер не погас!
Часа через три дождичек кончился, и Алексей, словно под выстрел стартового пистолета, выскочил и принялся готовиться к завтраку: сходил с котелком за водой, подкинул веток в огонь. Готовить ему, конечно, особенно нечего. Вряд ли есть на свете кулинар, который всю свою жизнь готовил только одно: "грибы несоленые, разные, в собственном соку". Похоже, что мы ими налакомились на всю жизнь вперед!
Спрашиваю друзей: "А что бы мы ели, если бы не было грибов?" Алексей: "Наверное, кору…" Толя: "Вообще бы ничего не ели. И то было бы легче!.." А яду-маю, ели бы один только шиповник. В тайге в это время его сколько угодно. Однако, конечно, неплохо бы съесть и что-то другое…
Все чаще говорим мы о том, что купим в первом же магазине, который встретится на нашем пути. Я твердо решил: куплю банку сгущенного молока с какао, проделаю в ней две дырочки и, сев на ступеньки, тут же, у магазина, высосу до конца.
И вдруг почему-то подумал о змее, с которой встретился Толя. Лягушек мы в тайге до сих пор не встречали, поэтому лишены были возможности продегустировать их. А та змея живет рядом с нами, буквально под боком…
В общем, я говорю: "А почему бы нам не поймать эту змею?" Сказал — сам по себе, просто так. Но Толя сразу поднялся, взял длинную палку и, не говоря лишних слов, тут же устроился в засаду возле упавшего дерева, где, как видно, обитала змея.
Леша тоже сказал сам себе: "Змея, изжаренная на углях, — это угорь". Некоторое время он молча сидел у костра, потом опять, очень некстати, без всякой связи с чем-либо добавил: "Змеиный частик в томате". Я понял, что, внутренне, он решил приготовить змею.
Прошел час, может, больше, когда раздался возбужденный крик Коваленко:
— Иди скорей сюда! Вот она! Голову видишь? — Толя показывал палкой в нору. Там, прижавшись к земле, свернулась гадюка. Мне она показалась величиной с анаконду средних размеров.
Подбежал Алексей, вооруженный суковатой дубиной, габариты которой наводили на мысль о предстоящей охоте на мамонта.
— Осторожно, — сказал я товарищам, — змея может ударить на расстояние, в полтора-два раза превышающее длину ее тела.
Я думал, что Коваленко тут же отреагирует: "Погоди, ее надо измерить…" Но на этот раз ошибся — уж слишком его захватила охота.
Я подцепил змею своей рогулькой, наспех выхваченной из кучи дров возле костра, она сразу же поползла из укрытия. И Алексей, изловчившись, нанес ей страшный удар своей дубинкой: этот удар мог бы проломить череп пещерному медведю.
Но он промахнулся. Земля от удара дрогнула… На нас посыпалась хвоя старой сосны… Алексей в возбуждении снова поднял дубинку.