Партизаны. Книга 2. Сыновья уходят в бой
Шрифт:
– Иду-ут!..
Смотрит на тускло желтеющую дорогу, по которой недавно крался, на кустики, в которых стоял, и ему жутко думать, что недавно он был там.
Впереди по-прежнему – никого. Тишина все напряженнее, невыносимее. Дозор немцев, наверное, в кустиках остановился, слушают, присматриваются к ночной деревне. И тоже тени пятнами на их лицах…
– Ну, где? – спрашивает Волжак и смотрит на Коренного. – Вы хорошо расслышали?
Толя прошептал, но почему-то не очень уверенно, даже жалобно:
– Звякнуло.
А
– Звякнуло. Ну, так идите хорошенько послушайте.
Идти? Туда? Снова?
Толя не верит, что это возможно, что сделает это. Не верит, что это он поднимается и поднимает за собой с земли винтовку.
– Я один пойду, – сердито говорит Сергей. – Останься.
Но теперь, когда Толя не лежит, а стоит, оказывается, это возможно – идти.
И они снова бегут по дороге, по которой должны были идти немцы.
Коренной уже слился с тенью кустов. Снова все, что грозило, отодвинулось к черной стене леса. И опять услышали голоса, треск сучьев. И так близко! Этот Волжак, говорили же ему!.. Но Сергей не уходит. Будто назло кому-то. Чего ждать? Неужели? В лесу – свист. Слабый, спрашивающий. И тут – что он делает?! – Сергей отсвистнулся.
– Заблудились, – вдруг сказал Сергей.
Толя похолодел.
Сергей громче свистнул: «Это вы?» А в лесу – еще громче, обрадованно: «Если это вы, так это мы».
– Свои, – нерешительный знакомый голос.
Тени отделились от черноты леса. Которая из них – Алексей? Кажется, вторая, та, что плотнее других. А узнал бы Толя, если бы лежал и целился?
Брата встретил шипеньем:
– Шляетесь, как бабы!..
Подошедшие молчат. Они все поняли. Ух, как ненавидит растяп этих Толя! До слез. Особенно того, что пониже и плотнее других.
– Да вы з-знаете, да вас бы… – не может замолчать Толя. И досказать не может. Алексей не отвечает.
Впятером пошли по дороге, ведущей на засаду. Там уже поднялись несколько человек, ждут.
– Вам Волжак покажет! – шипит Толя.
– Мы вроде правильно пошли… – начинает Молокович, увидев Волжака. – Давно не был в этих местах…
– Ничего себе з…цы, – презрительно бросает Волжак, – мокрое от вас осталось бы.
Алексей в сторонке стоит. Толя уже готов хорошее сказать ему, благодарный за то, что жив он остался.
– Заткнись! Еще ты тут!.. – обрывает его старший брат.
Ну да! Тебе что, а Толя стрелял бы. И вон сколько, весь взвод стрелял бы! А потом, что потом было бы?..
Немцы так и не пришли. Волжаку не нравится начало.
– Со мной четыре человека, – объявил командир взвода, ни на кого не глядя. Будто руку за патронами протянул. С непонятной ему самому радостью Толя попросился:
– Я пойду.
Потом Носков назвался. За ним неожиданно – Липень.
– Схожу-ка по старой памяти, – сказал Половец.
И
Остальные пойдут с Кругликом. Волжак договаривается с ним, где и когда встретятся, а Толя смотрит на безразлично-хмурого брата и злится. Стоит и пилит зубами травинку, ему, как тому Волжаку, все равно, огорчен ты или обрадован.
Кружили по песчаным косогорам, поросшим сосняком, перебегали дороги, хлюпали по болоту. Волжак все время впереди: маленький, галифе широкие, рука на расстегнутой кобуре.
К ночи набрели на глухую лесную деревеньку. Сосны прямо на улице. Когда шли огородами, в сарайчике забеспокоились куры.
– Тебя почуяли, пси-и, кхи-и. – Волжак оглянулся на Половца.
Чья-то тень движется через двор. Волжак мигом оказался там.
– Бабка, кто в деревне главный?
– Никого немашака.
– Вот и ладно. Значит – мы. Едоки слабые, одно название.
Алексея оставили на улице. Остальные все вошли в хату.
Печь пылает. Хозяйка, очень толстая, рыхлая, занята чугунами и кувшинами. Картошку высыпала прямо на темный стол, кислое молоко налила в большую глиняную миску.
– Бабка, – засветил редкими зубами Половец, – по молоку я ног не поволоку.
– Немашака, – спокойно ответила хозяйка и руки на животе сложила.
– У меня тут штука такая, – показывает Половец на компас, – гляди, бабка, точно укажет: где солнце, где самогон.
– Знаю, – спокойно говорит тетка, – там нарисовано, где какая держава.
– Образованная бабка, – замечает Волжак, – а вот прусаков развела в хате.
Фу-ты, и правда! Стены глянцем отливают, желтоватым, как поливанная миска на столе. И этот глянец, особенно напротив печки, где светлее и теплее – звучащий, шуршащий, движущийся.
– А если зимой их выморозить? – спрашивает Волжак.
– Боже сохрани! – испугалась женщина. – Разозлятся – жизни не будет.
Вышла баба в сени – Половец тут же оторвался от лавы и как бы поплыл по хате: заглянул в ведро, за печку, под печку.
– Иди сюда, – позвал Липеня. Как гипнотизер этот Половец: сказал – и вот уже толстый ленивец лезет в узкую дыру, под печь. А Половец тем временем заглянул за сундук – показывает горшочек:
– Витамин «не» – маслице.
Быстренько поставил его на стол.
Вошла хозяйка. Липень поднялся с колен и сообщил ей:
– Певень [9] у вас там.
– А ты, сынок, думал – магазин?
Увидела горшочек на столе. Ничуть не удивилась. Сказала только:
9
Петух (бел.).