Паруса над волнами
Шрифт:
На рассвете ветер, дувший до сего от Зюйд-Оста, перешел к Зюйду, а вскоре потом к Зюйд-Весту — прямо на берег. Фока-рея исправить мы не смогли, и запасного не имели, а без него не было никакой возможности отлавировать от берега, к которому нас приближало весьма скоро, и наконец, в десятом часу утра 1-го ноября бросило валом на буруны, а потом на берег в широте 47°56?. И так участь брига решилась: надлежало помышлять о нашей собственной. Мало того, что мы сами могли спастись, нам должно было также спасти оружие, без которого не имели мы никаких средств сохранить свободу, а сделавшись пленными, должны были влачить в рабстве у диких жизнь, стократ ужаснейшую самой смерти. Судно наше валяло бурунами с боку на бок страшным образом, и оно в пол-трюма наполнилось уже водою. Мы с оружием в руках выжидали время. Когда находил
К великому нашему счастию случилось, что мы стали на мель при отливе и на мягком грунте, ибо хотя все члены судна расшатало и оно наполнилось водою, но уцелело, и по сбытии воды осталось на суше.
Мы тотчас сняли с него пушки, порох и разные другие, нужные нам вещи. Потом перечистили огнестрельное оружие и приготовили заряды, чтобы быть в состоянии отразить нападение диких, которых теперь страшились более всего на свете. Наконец поставили из парусов две палатки в расстоянии сажен семи одна от другой. Меньшую из них Николай Исакович Булыгин и я назначили для себя. Сделав это, развели большой огонь, обогрелись и обсушились.
Едва успели мы кончить эти первые наши занятия, как появилось множество здешних жителей, которые, усмотрев нас, тотчас к нам приблизились.
Между тем штурман, взяв с собою четырех промышленников, отправился на бриг, с намерением спустить стеньги и реи и снять с него верхнюю оснастку, чтоб при большой воде менее его валяло.
В предосторожность они взяли с собой горящий фитиль, ибо на судне оставалось еще несколько пушек. Сам командир, стоя подле брига, распоряжал работами, а мне приказал наблюдать за движениями и поступками диких. Около нашего табора поставили мы в приличных местах караул и часовых.
В нашей палатке сидела супруга Булыгина Анна Петровна, один кадьякский алеут, женщина того же народа, я и двое здешних жителей, вошедших к нам без приглашения. Один из них, молодой человек, называвший себя тоёном (вождем), приглашал меня посмотреть его жилище, отстоявшее недалеко от нас. Я согласился было идти, но товарищи мои, подозревая вероломство, меня удержали. Я старался всеми способами внушить вождю миролюбие, и уговаривал его нас не обижать и не выводить из терпения. Он обещался поступать с нами по-дружески и вселить то же расположение к нам в своих единоземцев.
Меж тем два раза уже приходили мне сказывать, что колюжи, как мы звали здешних, растаскивают вещи. Я уговаривал своих людей сколько возможно стараться не начинать ссоры. В то же время сказал я вождю о неблагонамеренных поступках его подчиненных и просил его приказать им оставить нас в покое. Но как мы не очень хорошо понимали друг друга, то разговоры наши были весьма продолжительны, и пока я с ним рассуждал и вел переговоры, дело уже дошло до расправы.
Наши стали гнать диких прочь от табора, а они начали бросать в наших каменьями. Промышленные открыли огонь по колюжам. Я бросился из палатки, но меня встретили копьем и ранили в грудь. Воротясь, я схватил ружье, и выбежав, увидел ранившего меня. Он стоял за палаткой и держал в левой руке копье, а в правой камень, который так сильно бросил мне в голову, что я не мог на ногах устоять, и присел на колоду. Потом выстрелил поверх врага моего мертвого на землю. Вскоре после того колюжи ударились в бегство. При сем случае успели они и командира нашего ранить копьем в спину, а камнем в ухо. Впрочем, кроме четверых, бывших на судне, все до одного человека потерпели от каменьев более или менее. Из неприятелей убито было трое, из коих одного они утащили, а сколько раненых, не знаю.
В добычу нам досталось много оставленных на месте сражения копий, плащей, шляп и прочего.
На ночь одна смена заняла кругом табора караул, а другие, собравшись в палатку, оплакивали горькую свою участь. Поутру ходили мы осматривать окрестность и выбирали место, где можно было бы нам расположиться зимовать и обезопасить себя укреплениями. Но нашли, что берег здесь был неблагоприятный, весь покрыт
Начальник, собрав всех нас, открыл нам свое намерение следую щей речью: «Господа! По предписаниям, данным мне от Главного Правителя, я знаю, что в непродолжительном времени должен прийти к здешним берегам компанейский корабль «Кадьяк» и именно в гавань, отстоящую не далее шестидесяти пяти миль от места, где мы находимся теперь. Между сими двумя местами на карте не означено ни бухт, ни заливов, ни одной реки, а потому мы весьма скоро можем достигнуть помянутой гавани. Вы сами видите, что здесь, не подвергая себя очевидной и почти верной гибели, нам оставаться нет никакой возможности: колюжи весьма легко могут истребить всех нас. Если же мы немедленно тронемся с места, то они останутся здесь грабить судно и делить наживу, и верно за нами не погонятся, потому что не будут иметь в том никакой нужды». На это мы все единогласно отвечали: «В воле вашей, мы из повиновения не выходим».
Итак, взяв с собою на каждого человека по два ружья и по одному пистолету, полные сумы патронов, три бочонка пороху и небольшое число съестных припасов, выступили мы в поход. Что принадлежит до оставшегося оружия, то пушки мы заклепали, у ружей и пистолетов переломав замки, побросали их в воду, остальной порох копья, топоры и все железные вещи также бросили в море.
Поход наш начался переездом через реку на своем ялике; потом прошли мы лесом три мили, и вечером за темнотою, расположились ночевать. Ночь провели покойно под охранением четырех часовых.
Поутру вышли мы из леса на морской берег, отдохнули и, перечистив оружие, пошли далее. Часу во втором пополудни догнали нас двое колюжей. Один из них был тот самый вождь, который видел нас в палатке при начале ссоры. На вопрос, что им надобно, отвечали они, что пришли нарочно показать нам дорогу, ибо идучи берегом мы встретим много излучин и непроходимые утесы, но лесом есть хорошая, прямая дорога, которую они нам показали и советовали идти по ней, а сами хотели удалиться. Тогда я просил их подождать и посмотреть действие нашего оружия. Сделав кружок на доске, я выстрелил в нее из винтовки в расстоянии сажен тридцати и пробил доску насквозь. Сим способом я желал им показать опасность, какой они подвергнутся, если вздумают нападать на нас. Колюжи, осмотрев пробоину и измерив расстояние, оставили нас, а мы пошли далее своим путем и расположились ночевать в лесу под утесом, где случайно попалась нам на глаза пещера.
Ночью свирепствовала жестокая буря с дождем и снегом. Поутру ветер утих, но дурная погода продолжалась и заставила нас передневать в пещере. В течение дня падали с утеса подле нас каменья. Сначала мы никак не могли постигнуть сему причины, но после узнали, что неприятели наши, колюжи, скатывали их на нас. Мы видели, как из них три человека пробежали мимо нас вперед по тому пути, по которому нам идти надлежало.
Следующего утра, при ясной, весьма хорошей погоде отправились мы в дорогу и около полудня достигли небольшой, довольно глубокой речки, вдоль коей вверх была пробита тропинка, по которой пошли мы в надежде сыскать брод, и вечером подошли к одному большому шалашу. В нем не было ни одного человека, но висело много вяленой рыбы кижуч (сим именем в Камчатке и Америке называется особый род лососей). Подле разведен был костер, а в реке против шалаша находился для рыбной ловли закол. Мы взяли тут двадцать пять сушеных рыб и повесили на дверях сажени три бисеру и несколько корольков, зная, что вещи эти у здешних людей в большом уважении. Учинив таким образом заочную плату за рыбу, отошли мы от шалаша в леб сажен на сто и расположились ночевать.
Когда поутру мы готовы были выступить, тогда увидели, что нас окружили колюжи, вооруженные копьями, рогатинами и стрелами. Я пошел вперед, и не желая никого из них убить, ни ранить, выстрелил из ружья вверх. Гром выстрела и свист пули произвели желанное действие: колюжи, рассеявшись, спрятались между деревьями, а мы пошли в путь. Боже мой! Кто поверит, чтоб на лице земли мог существовать такой лютый, варварский народ, как тот, между которым мы теперь находились! Не взирая на то, что кроме небольшого числа оружия, мы оставили сим колюжам наше судно со всем грузом, они ограбили его и сожгли, и не быв еще сим довольны, преследовали нас, чтобы лишить жизни, которая для них не могла быть ни вредна, ни опасна..