Паутина грез
Шрифт:
— Да, положите одежду, — с легким раздражением сказал Тони, а потом снова обратился ко мне: — Нас прервали. Но мы еще поболтаем. У нас будет и время, и возможности для тесного общения. Если, конечно, ты пожелаешь, — добавил он. И вышел.
— Прелесть что за комната! — воскликнула миссис Уолкер, раскладывая в спальне мой наряд. — Счастливая ты девочка, если тебе предоставили такие апартаменты.
— Благодарю, миссис Уолкер, но наш дом в Бостоне ничуть не хуже, — довольно резко ответила я.
Она заметила выражение моего лица и благоразумно предпочла удалиться.
Я осталась одна. Кругом был новый мир, новый дом,
Мой родной, любимый папа никогда не войдет в эти двери, чтобы пожелать спокойной ночи и поздороваться после долгого рабочего дня. Хорошо, что он не видит этих апартаментов, иначе бы опечалился, подумав, что я отказалась от него ради роскоши и богатства. Но нет! Никогда я не забуду тебя, папочка, рыдало сердце. Все столы я украшу папиными фотографиями — вот папа на судне, вот я у него на коленях, вот мы с мамой сидим, а он стоит у нас за спиной. На обороте этой карточки еще пятилетней малышкой я вывела корявые слова: «Папа, мама и я». Все полки я заставлю картинками из «прошлой жизни» — и тогда неотразимый Тони Таттертон поймет, что у него нет ни единого шанса…
Безо всякого энтузиазма я начала переодеваться: натянула нижние юбки, бюстгальтер без бретелек, чулки и в конце — платье. На талии оно сидело как влитое, но лиф все время падал, стоило мне попытаться застегнуть молнию. Похоже, одной с такой застежкой не справиться, подумала я, сунула ноги в туфли и направилась в мамину комнату… но на пороге спальни натолкнулась на Тони. Он все еще был без смокинга.
От неожиданности я отшатнулась и подхватила непослушный лиф.
— Извини, что напугал тебя, но твоя мама попросила проверить, как ты справляешься.
Слова застряли у меня в горле. Я даже дышала с трудом. Сколько же он стоял у моих дверей? Может, видел, как я тут крутилась перед зеркалом? И зачем вообще мама послала его? Отцу она никогда такого не поручала…
— Я… я как раз иду к ней… я не могу застегнуть платье… — пробормотала я и шагнула через порог.
— Позволь, я помогу тебе. Вот почему красивые женщины не отпускают от себя мужчин… вот для такой черной работы. — Он взял меня за плечи и задержал, не позволив выйти. Я чуть не ахнула. В груди забился горячий ком. Но если он и видел мое смущение, то откровенно пренебрег им и просто развернул меня спиной.
— Так-так, сейчас посмотрим… о, ничего хитрого.
Он очень медленно поднимал «молнию», стараясь не царапнуть кожу, а когда все было сделано, я почувствовала, как он легко поцеловал меня в затылок.
— Готово! — объявил Тони. — Что еще прикажете, хозяйка? — улыбнулся он шаловливо.
— Ничего, — ответила я так быстро, что он негромко засмеялся. Однако его взгляд я сумела выдержать. — Мне еще нужно причесаться, — важно сообщила я и вернулась в спальню, плотно закрыв за собой дверь. Села за туалетный столик, но за расчески взяться не могла, настолько была возбуждена. Взглянув в зеркало, я увидела, что руки мои до сих пор прижаты к груди, хотя придерживать лиф нужды уже не было. Беспокойство не проходило. Я снова подошла к двери, почти ожидая увидеть Таттертона.
Но его не было.
На ходу я пыталась разобраться в своих мыслях. Однако без особого успеха. Меня выводила из себя
И, несмотря ни на что, его лицо все еще мелькало передо мной. Глаза умоляли о снисхождении и доверии, упрашивали признать его отцом… Но разве могла я представить в этой роли такого молодого человека… Он сам, должно быть, почувствует себя глупо, когда узнает настоящий мамин возраст.
Жизнь, которая была простой и радостной, как детская книжка с картинками, вдруг стала сложной и мучительной. И мне все это противно, мерзко! Эта глупая репетиция, это нелепое платье, в конце концов, сама мысль о том, что я буду в свадебной свите родной матери, была мне ненавистна. Ненависть вызывали и этот дом, и бесчисленная прислуга, и усадьба, и…
— Привет! Готова?
Вулкан ненависти угас. Я увидела малыша Троя, одетого по всем правилам: смокинг, бабочка, фамильное колечко на пальце, аккуратно зачесанные волосы… миниатюрная копия красавца-брата. Ярости моей как не бывало.
— Почти готова, — сказала я.
— Тони говорит, что сразу после репетиции можно будет одеться «нормально»! — в восторге сообщил мальчик.
Меня рассмешил его энтузиазм наоборот.
— Что значит «нормально»?
— Я должен ходить медленно, ничего не трогать, ничего не есть, чтобы не испортить этот костюм. Это что, нормально? — как взрослый проворчал Трой и даже наморщил нос. Он был так мил, что мне хотелось затискать его, как любимого плюшевого медвежонка.
— Ты прав. Мне тоже не терпится надеть нормальное платье, — призналась я, встала и последний раз оглядела себя в зеркале.
Трой взял меня за руку, и мы заторопились вниз. Репетиция начиналась.
Всю церемонию мне казалось, что я нахожусь в царстве грез. Кругом было много незнакомых лиц, все поедали глазами маму и Таттертона, которые старательно исполняли свои роли, а я все вертела головой в поисках отца. Мне хотелось, чтобы распахнулись тяжелые двери и на пороге возник папа… Фантазия моя распалялась, и я представила, что смолкнет музыка и все повернутся к нему. А он воскликнет:
— Джиллиан! Как ты можешь! А ты, Энтони Таттертон, немедленно сними заклятие с моей жены!
В моих грезах отец был крупнее, сильнее, внушительнее, чем в жизни. Он грозно указывал пальцем на Таттертона, который даже подался назад, благоговея перед величием Клива ван Ворина. Мама зажмурилась, потом раскрыла глаза и смотрела то на отца, то на Тони.
— Клив? О, Клив, какое счастье, что ты пришел! Что со мной было? Я не знаю, почему оказалась здесь…
Мама ринулась в папины объятия, я за ней. Отец, придерживая за плечи, повел нас за собой, и так втроем мы покинули чужие стены и пошли домой, счастливые и умиротворенные…