Паутина грез
Шрифт:
— Папа будет ужинать с нами? — угасая, спросила я.
— Нет, все как прежде, — сухо ответила она. — Отец поехал в порт.
— Как? Он уехал? — вскричала я. — Нет, он не мог уйти, не попрощавшись, не поцеловав меня напоследок!
— Да, он уехал. Пошли ужинать.
И мама отправилась вниз.
Он не мог уйти!Внутри у меня все кричало. Он не мог уйти без доброго слова на прощание! Я выскочила из комнаты, но побежала не в столовую, а в отцовский кабинет.
Я распахнула двери, и на меня обрушилась
— Где он? — в слезах закричала я.
— Ушел, я же сказала, — раздался сзади голос мамы. На мои крики она вышла в холл.
— Но… как же я… он не попрощался, — чуть ли не в истерике билась я.
— У него не было настроения прощаться. Ну все, все, милая. Успокойся. Иди умойся, освежись. Не можем же мы перед слугами демонстрировать свои переживания, правда? Потом поедим, и тебе станет полегче. Вот увидишь.
— Я не хочу есть! — крикнула я и рванула вверх по лестнице.
— Ли!
Я не обернулась. Не смогла. В своей комнате я кинулась к окну в надежде увидеть отца, но улица была пуста. Далеко-далеко уходил ряд тусклых фонарей, бросавших на мостовую мутно-желтые пятна. Мои кулаки непроизвольно сжались. А потом я оглядела свою комнату, где столько напоминало об отце: вот его фотография, вот модели судов, картина на стене. Но все кончено. Прежняя жизнь моя ушла в никуда по пустынной ночной улице. Встречая приятного человека, отец имел привычку говорить: «Надеюсь, мы не разойдемся, как в ночном море корабли. Звоните, заходите».
Ах, папа, папа, а теперь такими кораблями стали мы. Ночь разлучила нас.
Потянулись однообразные дни. Я вернулась к занятиям в школе. Всем подружкам расписала свое путешествие на Ямайку. Особенно они заинтересовались Фултоном и Рэймондом. Кстати, через неделю после возвращения я получила от Рэймонда замечательное письмо. Я даже показала его в школе, особенно тем девочкам, которые считали, что я привираю насчет дружбы со старшими парнями и насчет их мнения, что я «скорее как старшеклассница». В письме он в основном писал о школе, но все-таки добавил, что постоянно вспоминает наш круиз и время, проведенное вместе. В конце стояло: «Верный тебе Рэймонд».
На исходе первой недели позвонил папа, чтобы рассказать о своих ближайших планах. В конторе у него стоял ужасный шум, от телефона его все время отрывали, так что разговор получился скомканным. Папа обещал написать или даже позвонить сразу по прибытии на Канарские острова. Как же я скучала без него! Как же злилась на мать, что она вырвала из моей жизни дорогого человека!
Ей, однако, все это было невдомек. Спустя еще несколько дней она влетела ко мне с известием, что на День Благодарения мы отправляемся в усадьбу Фартинггейл.
— Такого праздничного обеда у нас еще не было! — Мама сияла. — Приглашены многие влиятельные люди, его друзья, между прочим. Приедут даже Патрик и Кларисса Дэрроуз, владельцы издательского дома, где я сотрудничала. И, конечно, Элизабет Деврой
— Но на День Благодарения мы всегда обедаем дома, мама! — возразила я. До сих пор мне в голову не приходило, что в этом году семья наша не соберется вместе. Впервые папы не будет с нами. Ведь прежде, как бы он ни был занят, на Благодарение мы всегда садились за стол в полном составе.
— Знаю, — коротко откликнулась мама, — но я хочу быть рядом с Тони. У них в усадьбе этот день празднуется широко. На стол подадут не обычную индейку, а фазанов, шампанское и фантастический десерт. Надеюсь, ты помнишь, какой замечательный повар Райс Уильямс.
— Но без индейки нельзя в День Благодарения…
— Ничего, ты отведаешь массу других восхитительных блюд. Но для предстоящего праздника нам понадобятся новые платья, — торжествующе добавила она.
— Мама, но я еще половины подаренного на день рождения не надевала!
— Не путай. Это разные вещи. Нам надо блистать! — Она вдруг заторопилась и с озабоченным видом сказала: — Надевай пальто. Поедем в «Андре Бутик», выберем что-нибудь оригинальное.
— Но мама… — растерялась я, прекрасно зная, что в «Андре» платья стоили от восьмисот долларов и выше, доходя до нескольких тысяч. — Разве мы сейчас можем позволить себе это… когда папа…
— Конечно, можем. Твой отец обязан оплачивать все счета, пока я не выйду замуж снова, — твердо заявила мать. — А тебя он будет содержать до совершеннолетия. Впрочем, о будущем ты не беспокойся. Тони необыкновенно щедр. Пошли!
Для себя мама приобрела черное бархатное платье на тоненьких бретельках и с широким шелковым поясом. В праздничное утро она облачилась в него, натянув черные атласные перчатки до локтей. Из украшений мама выбрала массивное бриллиантовое ожерелье и серьги с крупными бриллиантами.
Я нарядилась в потрясающее аквамариновое платье из какой-то воздушной ткани. На Благодарение у меня еще никогда не было такого ослепительного туалета.
Тони Таттертон утром прислал за нами лимузин. Но Майлсу пришлось проскучать за рулем еще минут сорок пять в ожидании, пока мама закончит прическу и макияж. Наконец в наброшенном на плечи собольем манто она появилась в дверях. Майлс был поражен ее сногсшибательной красотой. Он даже привстал на месте. Действительно, мама была ярче любой кинозвезды.
Мне вдруг ужасно захотелось, чтобы ее сейчас увидел папа, но я тут же отбросила эту мысль, ибо знала, что такая встреча принесет ему только страдание… Ведь эта женщина больше не любит его.
— Как я выгляжу? — спросила она у меня.
— Здорово, мам. Красивее, чем раньше.
— Спасибо, милая. Ты тоже сегодня хороша. Мы с тобой затмим всех, — заявила она, направляясь к лимузину.
По пути в Фартинггейл мать рассказывала мне о друзьях Таттертона, с которыми она уже познакомилась. Все, кого она называла, оказывались знаменитостями или богачами.