Печать Цезаря
Шрифт:
В это же самое время на языке у всех только и вертелось имя Верцингеторикса, сына Кельтила, которого его соотечественники-старейшины убили за то, что он хотел соединить всю Галлию под начальство одного человека.
О сыне рассказывали удивительные вещи. Боги закрыли его тучей, чтобы скрыть от убийц отца. Они воспитали его в таких страшных местах, куда никто не мог проникнуть, не подвергаясь опасности. Он вырос в грубой пастушьей одежде и прятался в кратеры вулканов, извергавших в прежние времена пламя. Волки провожали его между пропастями, вороны приносили ему пищу; орлы парили над ним во время его сна, чтобы уберечь его от палящих лучей солнца. Бог Камул, с которым он удостоился разговаривать, научил его, что делать, чтобы победить римлян; он обещал ему обернуться лисицей,
— Всё это, конечно, басни, — говорил мне Вергугодумно. — Верно только то, что Верцингеторикс храбр, энергичен и ловок. Такой предводитель нам нужен.
— Я сейчас же отправлюсь к нему со своими людьми.
— Что ты? Нам надо поскорее вернуться к паризам и приготовиться к защите наших очагов. Ты забываешь, что нас окружают десять легионов.
— Они не осмелятся шевельнуться до возвращения Цезаря.
— Ты, может быть, и прав... Но твой дом... Твоя гостья?
— Ради неё-то я и не хочу возвращаться домой... Я не вернусь, не омочив меча своего в римской крови... Отсутствие моё не будет продолжительным, — вот ты увидишь! Я вернусь прежде, чем Цезарь успеет посетить вас. Поручаю тебе моё имущество, моих подданных... моих гостей. Поручаю их тебе, как союзнику, как другу... До свидания!
— Да возвратят нам тебя боги!
Воины мои вскрикнули от радости, когда я сказал им, что веду их к Верцингеториксу, и что домой мы вернёмся только победителями.
III. Верховный вождь народа
Пятьсот паризских всадников и предводители восьми паризских долин и Лютеции единодушно признали меня своим начальником. Сам же я был подчинён Вергассилавну, с которым мы были в прекрасных отношениях.
Мы ехали семь дней. Дороги были завалены снегом и проходили по гористой местности: нам приходилось пробираться по узким ущельям и окраинам пропастей, в глубине которых неслись бурные потоки.
Вечером на седьмой день мы въехали в укреплённый город Герговию, где был Верцингеторикс. Вся страна была полна войск, и новые отряды постоянно подходили днём и ночью. На горах и в долинах, везде виднелись бивуачные огни или же освещённые деревни и города, переполненные союзными галльскими войсками.
На следующее утро нам было приказано явиться на смотр к Верцингеториксу. Мы проехались мимо него, и он, по-видимому, остался доволен нашим вооружением и порядком, царившим в наших рядах.
После смотра я был вызван вместе с другими начальниками, и в первый раз увидел Верцингеторикса вблизи.
Это был человек лет тридцати, громадного роста, со строгими чертами лица. Он окинул нас быстрым взглядом своих выразительных глаз с металлическим блеском и таким суровым тоном задал нам несколько вопросов, что мы тотчас же почувствовали, что он собрался держать нас в строгой дисциплине.
Все находили в лице его какую-то роковую черту, какая была и в лице его отца, жестоко поплатившегося за ненависть к себе знатных людей, друзей римлян.
Хотя он говорил повелительно, но это нисколько никого не поражало, потому что говорил он точно не от себя, а от лица всей родины, Галлии, говорил так, что нельзя было не повиноваться ему.
Верцингеторикс, посмотрев на нас, обратился к нам с краткой речью. .
Он сказал нам, что взялся за оружие для того, чтобы отстоять свободу всей Галлии, что наступало время узнать, преклонятся ли свободные сыны Галлии перед римскими розгами и секирами, будем ли мы подданными тех самых римлян, которые платили дань нашим отцам; послужат ли богатства, дарованные богами Галлии, плодородие её почвы, труд наших рук только для того, чтобы платить долги проконсула; будут ли наши дети пополнять ряды рабов; осквернятся ли наши святые обители римскими идолами; послужат ли наши поля для переселенцев, являющихся с Тибра; или же Галлия отстоит свою свободу.
Он с увлечением описывал нам будущую великую Галлию, которая освободит угнетённые народы и заставит римлян по-прежнему платить нам дань, как это было во времена Бренна.
Мы слушали его с таким вниманием, что не смели прервать даже для того, чтобы выразить свой восторг.
Он продолжал:
— Уже почти все племена Галлии ответили на мой призыв, и ежедневно ко мне являются новые отряды. Если богам будет угодно, то через два месяца римская провинция сделается свободной Галлией. Когда на горах начнёт таять снег, мы переберёмся через Альпы. Мы сумеем найти путь от Альп до Рима. И последнее слово, паризы! Мы храбрее римлян, но победить римлян мы можем только римской дисциплиной... Начальник, назначенный мною, сообщит вам, какое наказание ждёт нерадивого и невнимательного воина, который осмелится грабить в дружественной стране, который не явится по первому требованию начальника, не будет соблюдать порядка в битве, и даже того, кто осмелится победить без позволения своего начальника... Для храбрецов у меня назначены награды: тому, кто первым войдёт в неприятельский лагерь, я даю полный щит золота; кто принесёт мне римского орла — две тысячи десятин земли по выбору в римских колониях и пятьсот тому, кто принесёт мне знамя. Как в наказании, так и в награде я не буду делать никакого различия между знатным воином и крестьянином. Римское рабство сделало всех нас равными. А теперь отправляйтесь по своим местам.
Нам вскоре привелось подивиться улучшениям, произведённым Верцингеториксом в его войске.
Так как он был самым богатым человеком в Галлии и самым могущественным, то он чеканил монеты со своим значком. Между своими подданными он мог набрать целый легион. Он организовал и вооружил его так, что тот не уступал знаменитым легионам Цезаря.
Отборная рать Верцингеторикса приводила нас в восторг. Когда по утрам она обучалась и, как римский легион быстро развёртывалась и свёртывалась, вокруг неё толпами собирался народ. Вообще вся тактика была позаимствована от римлян, и кроме того, солдаты умели складывать из своих щитов «черепаху>, чтобы под её защитой иметь возможность взбираться на стены.
У всех галлов недостаток заключался в том, что, когда мы нападали на неприятельский отряд или осаждали укрепления, мы двигались стадом, воюя каждый за себя, как люди, принимающие участие в охоте. Римляне же, напротив, продвигались равномерным шагом, правильными рядами, прикасаясь локтями друг к другу. Вот против этого-то нашего недостатка Верцингеторикс и старался действовать тактикой.
Он образовал, кроме того, правильную конницу, разделив её на отряды, и применил в ней улучшение, заимствованное им от германцев и неизвестное римлянам: каждому конному он дал быстроногого пехотинца, который бежал подле, держась за гриву. Когда такой отряд шёл в наступление, пехотинец, обнажив меч, кидался под лошадь римлянину или вонзал ему дротик прямо в лицо.
Эти нововведения сильно интересовали галлов и всем хотелось воевать под начальством Верцингеторикса, но он не хотел иметь новичков и говорил:
— Пусть люди лучше сражаются тем оружием, к которому они привыкли с малолетства.
Поэтому в нашем войске одни отряды были вооружены по образцу наших дедов и отцов, другие — по образцу римлян. Но всех поддерживал единый дух. Верцингеториксу важно было иметь только ядро из отборного войска.
Дисциплина соблюдалась строжайшая, и каждое нарушение строго наказывалось точно так же, как и в римских легионах. Однажды у входа в палатку предводителя я увидел одного из своих касторов, босого, в одной рубашке, в цепи вокруг тела, посиневшего и дрожавшего от холода. Он был наказан за то, что показал язык человеку старше его чином.