Печать Индиго
Шрифт:
Спустя час экипаж выехал за границы Москвы, следуя в сторону северной столицы России. Именно там находилось поместье фон Ремберга, как знала девушка. Ведь оставшийся день изнурительной дороги Слава ехала одна в карете. Она не видела ни всадников, ни мужа, которые сопровождали карету. Лишь звонкий мощный лошадиный топот позади кареты, напоминал ей, что неподалеку еще есть люди. Вечером они остановились на одном из постоялых дворов. Кристиан сопроводил ее в отведенную ей комнату и, пожелав ей покойной ночи, стремительно ушел. Около восьми вечера хозяйка трактира принесла ей ужин и заявила, что заберет грязную посуду поутру. Весь оставшийся вечер девушка напряженно ожидала появления в ее комнате молодого человека. Трепещущая она ходила от окна к кровати, так и не раздеваясь, сняв лишь перчатки. В комнате было холодно, поскольку камин не был затоплен.
Солнце давно село, но фон Ремберг так и не появился. Девушка в нерешительности подошла к окну, не зная, что ей теперь делать. Она невольно вспомнила недавнюю свадьбу Семена и сравнила ее со своей. Свадьба брата была веселой, шумной и многолюдной. А ее свадьба скорее походила на похороны. Церковное венчание, длинная утомительная дорога и пустынная комната в придорожном трактире. Ни гостей, ни застолья, ни поздравлений, похоже, не предполагалось.
Уже за полночь, печально вздыхая, Слава сняла с головы кружевную плотную вуаль. Она подошла к кровати и осторожно положила кружево на белое покрывало. Она решила все же раздеться и легла в постель. На удивление она быстро заснула, думая о том, что ее молодой супруг так и не пришел к ней.
Наутро через ту же хозяйку трактира фон Ремберг передал устное послание девушке о том, что он ожидает жену в восемь утра на улице. Слава вновь облачилась в свое светло-голубое платье и, захватив с собой небольшую сумочку, которую брала с собой в комнату, вышла к назначенному сроку на улицу. По дороге они остановились на обед в одном из трактиров, и во время трапезы, фон Ремберг сказал своей жене лишь пару фраз.
Только поздно вечером второго дня, их мрачная кавалькада достигла пригородов Санкт – Петербурга. Обогнув столицу по северной дороге, они въехали в усадьбу фон Ремберга, направляясь по центральной аллее к помпезному мрачному двухэтажному особняку. Карета, подъехав к невысокому каменному крыльцу, остановилась и девушка с любопытством начала через окно разглядывать новое место своего обитания. Неожиданно у окна кареты появился Кристиан и, быстро отворив дверцу, подал руку девушке. Слава вышла из кареты, поблагодарив его. Фон Ремберг неизменный в своем темном одеянии, направился к дому, невольно следя за девушкой, которая шла за ним. Едва они приблизились к крыльцу, как из высоких входных дверей выплыла к ним на встречу сухая высокая женщина средних лет с неприятным лицом. Одетая в коричневое невзрачное платье с чепцом на голове экономка подозрительно прошлась взглядом по стройной фигурке девушки в голубом закрытом платье.
– Господин Кристиан! – вымолвила женщина по-немецки, чуть наклонив голову в знак приветствия. – Мы ждали вас только к зиме. Вы вернулись так скоро.
Кристиан проигнорировал слова экономки и холодно произнес на русском:
– Ядвига, это моя жена.
– Добрый день, – произнесла приветливо Слава на русском, оправляя вуаль на голове, которая была откинута назад.
– Ваша жена, господин? – опешила экономка, и на ее лице отразилось крайнее удивление. Однако через миг Ядвига взяла себя в руки и холодновато на ломаном русском произнесла. – Добро пожаловать в усадьбу, госпожа.
Экономка посторонилась, пропуская молодых людей внутрь дома.
– Ядвига, проводи госпожу Светославу в спальню, – распорядился Кристиан.
– В вашу спальню? – осведомилась Ядвига вновь по-немецки.
– В спальню для гостей, – пояснил фон Ремберг.
Он быстро развернулся и вновь вышел наружу. Ядвига казалось вовсе не удивилась словам хозяина и, как-то недовольно поглядывая на Славу, осведомилась:
– Ваши вещи в карете, госпожа?
– Да, – ответила Слава.
– Следуйте за мной, госпожа, – произнесла без эмоций экономка. – Позже Потап принесет ваши вещи.
Осторожно ступая по резной широкой деревянной лестнице из темного дерева, Слава озиралась по сторонам. Богатство и роскошь царили повсюду. Гобелены, изображающие диковинные сцены охоты, деревянные резные панели, мраморные вазы служили украшением внутреннего убранства особняка.
Слава потянулась и открыла усталые веки. Комната, озаренная ярким утренним светом, вся сияла. Утро настало неожиданно и девушка, тяжело вздохнув, села на постели. Всю предыдущую ночь она не сомкнула глаз, ожидая, что Кристиан фон Ремберг придет в ее спальню. Но он вновь не появился, как и в предыдущую ночь на постоялом дворе. Только под утро тревожный сон пришел к ней, а мрачные образы во сне терзали ее существо.
Спустив ноги с высокой кровати, девушка оглядела просторную комнату, стены и интерьер которой был выдержан в бледно-лиловых и голубых тонах. Вчера вечером в полумраке, она почти не разглядела убранство спальни, ибо единственная горящая свеча едва не освещала большое пространство. Сегодня же утренние лучи золотили переливающимся светом спальню. Удивленно раскрыв глаза, девушка начала осматриваться вокруг. Роскошные бархатные портьеры, ажурный барочный столик у окна, светлый мягкий ковер на полу и картины в позолоченных рамах с обнаженными нимфами и фавнами, шелковые обои и гобелены – все показалось Славе необычным и удивительным. Встав с кровати в ночной рубашке, Слава прошлась по комнате, восхищенно прикасаясь к шелковым тканям, в которые были затянуты, кресла, стены и маленькие пуфики.
Приблизившись к кувшину с водой и большой миске, она проворно умылась. Раскрыв свой немногочисленный багаж, который так и стоял в углу комнаты, девушка достала темное закрытое до горла платье из плотного сукна и облачилась в него. Она не носила ни фижмы ни корсет, как того требовала мода, и ее платье простым стройным фасоном скорее напоминало облачение монахини, чем светской дамы. Затем она взяла шапочку-косынку, наподобие монашеского апостольника с круглым вырезом для лица светло серого оттенка, приготовив его для одеяния, и положила на спинку кресла. Подойдя к трюмо с большим овальным зеркалом в причудливом цветочном обрамлении из лепнины, Слава одобрительно оглядела свой скромный наряд и начала расплетать толстую косу. Она взяла в руку мягкую щетку для волос и принялась расчесывать свои светлые пряди. В этот момент в комнату громко постучали.
– Войдите, – ответила девушка и, обернувшись к двери, устремила взор на вошедшего, чувствуя, как забилось сильнее ее сердце от предвкушения встречи с мужем. Но в спальню чопорно вплыла мадам Ядвига. Кинув недовольный взгляд на нетронутый поднос с вчерашней едой, экономка заявила на ломаном русском:
– Доброе утро, госпожа. Это ваша камеристка – Ульяна.
Слава увидела, как за спиной Ядвиги топчется стройная высокая девушка в черном строгом платье, белом переднике и чепце на темных волосах. Девушка, которой на вид было около двадцати лет, заискивающе улыбнулась и присела в реверансе.
– Здравствуйте, барыня, – произнесла Ульяна, очень тихо по-русски.
Мадам Ядвига важно прошествовала на середину комнаты и, обращаясь к Ульяне, распорядилась:
– Убери кровать, разбери вещи госпожи и приберись в комнате.
– Слушаюсь, – ответила Ульяна, вновь угодливо присев в реверансе и проворно подошла к кровати. Ядвига обернулась к Славе и, все тем же надменным тоном, спросила:
– Вы спуститесь вниз, госпожа, или подать завтрак сюда?
– Я спущусь.
– Как вам будет угодно, – сказала холодно Ядвига и уже направилась к двери.