Пепел Анны
Шрифт:
Анна смотрела в окно. Мама рассказывала про Санта-Марию. Говорила, что Санта-Мария это не Кайо-Ларго, и даже с пляжами Варадеро не сравнится, но тут есть свои достоинства. А потом она так устала от причесанных мест отдыха, где каждый сантиметр песка проверен граблями, каждая травина пострижена, каждая рыбка в прибое прикормлена и приручена, а хочется-то непричесанности, настоящести.
— Новая подлинность, — говорила мама. — Вот сегодняшний трэнд. Только так, только дыханием, только…
Чтоб помидоры брызгали мясным соком. Я опустил стекло, чтобы ветер дул наискосок и шумел погромче, про новую подлинность мне не хотелось. Смотрел по сторонам. Я тут кое-что уже узнавал, сначала Малекон, потом туннель под бухтой, затем автострада. Пустая. Иногда выруливает к морю, и видны плоские скалы, похожие на почерневшие грибы-строчки.
— …Вон как эти скалы, — мама указывала рукой. — По-настоящему чтобы, чтобы в лицо…
Анна сказала, что до пляжа полчаса, но мы добрались гораздо быстрее, таксист гнал.
Санта-Мария дель Мар мне понравилась. Или понравился. Место мне понравилось, тут на песке росли пальмы и много густой кустистой зелени, из которой выступали корпуса отеля. Диковато, пусто, ветрено и очень чувствуется море. Море рядом, облака над ним, солнце между облаками. Не знаю, как насчет настоящести, но тут неплохо, наверное, я устал от Гаваны, похожей на старый тесный сундук.
Водитель снизил скорость, перестроился и стал готовиться к левому повороту.
— Лусия говорила, что тут где-то лавка… — сказала мама. — Я забыла воды купить. Аня, переведи джентльмену…
Анна перевела таксисту, мы подъехали к лавке, помещавшейся в длинном помещении сарайного типа. Мама расплатилась с таксистом и велела ему возвращаться через четыре часа, сама же вошла в лавку.
Анна осталась с зонтом и шезлонгами, я в лавку заглянул.
Это для меня. Чтобы я поглядел. Я поглядел.
Ну что, колбаса, рубленная кубиками, по сто грамм в пластиковых судках. Мясные руины. Мука в жестяных банках. Булки. Рис с мухами. Конфеты. Пирожные, оплывшие по краям. Сигареты. Убого. Нищевато. Мама купила три бутылки воды и поглядела, какое впечатление лавка на меня произвела. Я сделал вид, что потрясен. Мама, кажется, успокоилась, и мы направились к пляжу. Я отобрал у Анны зонтик и шезлонги, шагал последним. По тропинке, вытоптанной в местном лопухе, поднялись на пологую песчаную дюну.
— О, море! — воскликнула мама.
Сейчас она оглянется на меня, понял я, и чтобы не оглянулась, тут же сказал сам.
— Я море с детства люблю.
Анна вежливо улыбнулась. Ветер подул.
Обычно море всегда бухтой. Лукоморьем, широким или поуже, так что когда ты выходишь на берег, видишь, как вода выгибает сушу. А тут наоборот. Когда я смотрел направо и налево, я видел по обе стороны воду, поджимающую пляж. Отчего немедленно казалось, что ты на самом краю, что земля заканчивается именно здесь.
Волны высокие, бились об берег с грохотом и с радугами, катали гальку и перемалывали песок. Народу почти никого, сторожевой пляжный человек сидел под палкой с красным флажком, спал, несколько обычных человек валялось на песке, еще несколько лениво играли в волейбол.
— Туда нам, — указала мама. — Уйдем подальше.
Мы двинулись вдоль берега, выбирая местечко, хотя на самом деле тут везде местечки хорошие, пляж широкий и чистый, а по берегу через каждые сто метров лачуги, сложенные из серого плавника и вялых пальмовых листьев. Солнце жгло сквозь облака и чувствовалось через рубашку, хотел расправить зонтик, но едва ветром не вырвало. Анна накрывалась полотенцем, а мама достала широченную соломенную шляпу.
Метров через пятьсот остановились. Воткнул зонтик, разложил шезлонги, мама и Анна тут же в них устроились, вытянув ноги. Я собрался пойти купаться, но мама сказала, что так сразу купаться нельзя, надо остыть и подумать, я сел и подумал минуты две, мне хватило. После чего отправился в море. Или в океан. Наверное, океан все-таки.
У меня имелся некоторый опыт купания в океане, я помнил, что надо избегать обратной тяги, не бодаться с волнами, а подныривать плечом и стараться держаться подальше от берега, чтобы не размотало о песок. А вообще-то я неплохо плаваю, особенно в соленом. Так что к воде я подошел уверенно. Потянулся, дождался, пока волна соберется повыше, и воткнулся в пену.
Вода оказалась горячей.
Не теплой, а по-настоящему горячей. Меня ошпарило, я потерял дыхание, захлебнулся и оказался под водой, рванул в море и воткнулся во вторую волну. Вторая оказалась сильнее первой и хлопнула в лоб. На секунду вокруг все вскипело, вода, песок, свет, воздух, я ослеп, оглох и оказался на мели. Глубина по колено, но даже под колено волна подбивала неслабо, стоять было непросто. Я выплюнул песок, потер колено и вернулся в море.
Получилось с третьего раза и со зверским усилием. Через минуту мощной работы руками-ногами выбрался за линию прибоя. Здесь волны качали, не опрокидывая, можно было бы отдохнуть, но не получилось — обнаружилось заметно течение, тянувшее наискосок к земле. Я побарахтался немного, понял, что бесполезно, и повернул.
Выбрался на берег. То есть меня выкинуло, изрядно приложив о дно. Я устал. Реально устал, то ли от волн, то ли от горячей воды, то ли акклиматизация подбиралась и подобралась, меня немного пошатывало.
— Слабак! — крикнула мама. — Сыночка, ты, как твой отец, — с водой не дружишь!
— Давно не тренировался, — ответил я. — А потом вода горячая, в такой воде тяжело…
Анна выбралась из-под зонта, прошла мимо. Плавала она лучше, ну, не то чтобы лучше, а ловчее. Волны ей не мешали, наоборот, словно бы подталкивали вперед, не успел заметить, как Анна оставила позади полосу прибоя и теперь быстро удалялась в море.
— Учись, сухопутное, — усмехнулась мама.
— Тут тренировка нужна, — ответил я. — Вода непривычная, ветер…
Показались японцы. Молодые, в гидрокостюмах, с серфами на головах.
Японцы тоже были настроены решительно, перекинувшись парой слов, они кинулись в воду. Оказалось, что, как и я, японские серферы ничего в местной специфике не понимают, мгновенье спустя их выкинуло на берег, предварительно хорошенько стукнув друг о друга. Японцы, охая, поднялись. Прав отец, японцев много.