Пепел Анны
Шрифт:
К бассейну, к бассейну.
— Напротив, это гораздо лучше, — перебил отец. — А иногда и гуманнее. Я понимаю — ты будешь возражать, но уж поверь мне, есть ситуации и есть люди, которые не понимают человеческого отношения, их можно впечатлить…
Я плюхнулся в бассейн, с размаху, так, чтобы пузу больно, чтобы пробрало и весь сон соскочил, а то что-то спать хочется здесь, то ли от жары, то ли от обжорства, то ли атмосфера здесь сильнее давит, то ли время года, уж и не знаю. Но помогло. И вода холодная.
Когда я всплыл, они еще спорили, но кое-как, без
Тут было гораздо хуже, полно всякого голодного народа и взмыленных официантов, гуаву выпили, остался ананасовый сок с рубленым льдом, пришлось довольствоваться им. Из номера я прихватил пол-литровый пластиковый стакан и нагло наполнил его ананасовым соком. После чего отправился на улицу.
Вдоль стены отеля «Кастилья» синело несколько пластиковых ящиков, принесенных вечерними вай-фай-культистами, и как всегда таксисты сидели возле машин и стояли возле машин, важные и самоуверенные, как таксисты во всем мире.
Через дорогу «Гранма» отдыхала в стеклянном саркофаге под пальмами, ее покой охраняли такие же пенсионные танки и престарелый самолет, и несколько скучных стражей, отец рассказывал, что «Гранма», в отличие от нашей «Авроры», полностью на ходу, и если залить соляру, то можно отправляться в новый поход.
Музей искусств напротив, сначала я думал, что возле него трубы кирпичные, вентиляция, но, приглядевшись, увидел, что это не трубы, а отвертки. Мультитул.
Возле трех кирпичных отверток стоял горбун, смотрел на крестовую, интересовался искусством. Горбун снова, и снова какой-то другой, высокий и широкоплечий, и седой, наверное, у них тут съезд. Горбатые Карибского моря. Или из санатория выпустили. На Кубе лучшая в мире медицина, тут прекрасно лечат болезни опорно-двигательного аппарата и опоясывающий лишай, я по телевизору видел, вряд ли горбун на самом деле горбун, это у него корсет наверняка. Или бандаж, пропитанный целебными мазями с экстрактом алоэ. Или что-то там еще. Экзоскелет. Да, кстати, этот горбун был не в плаще, а в цветастой рубахе с длинными рукавами. Но тоже старый. Или не старый, вот лицо какое-то застывшее, такое часто встречается у стариков, у молодых нет.
Анна ждала меня в конце площади Музея Революции. Стояла, разглядывая что-то в телефоне.
— Привет.
— Привет.
— В Гаване все-таки много горбунов, — спросил я. — Почему?
— Горбуны…
Я махнул рукой за спину, втянул голову в плечи, выставил лопатки, сделал несколько горбатых шагов.
— Здесь их полно. Я иду куда-то и вижу продавцов орехов, горбунов, продавцов сигар… Эти еще, ну, которые такси и чика предлагают.
— Ага.
— Не знаю, я куда ни иду, все время вижу ореховую женщину и горбунов.
Анна улыбнулась.
— Наверное, я привыкла, — сказала она. — Я горбунов не вижу.
— Ну да, наверное, глаз замылился.
— Много всяких людей приезжает. Может, и горбуны.
Может, и горбуны.
На одной из улочек, пятерней расходившихся от Музея Революции, был припаркован небольшой зеленый грузовичок вроде нашей «Газели», но в два раза меньше и в четыре раза ржавее. Анна направилась к нему и, к моему удивлению, забралась на водительское место. Но спрашивать я не стал, запрыгнул на другое сидение, да ладно, Великанова трактор, между прочим, водит и асфальтоукладчик.
— Надо прокатиться, — сказала Анна. — Далеко.
— Далеко так далеко, — ответил я.
В голове у меня карта острова нарисовалась, я подумал, что далеко тут вряд ли бывает, почему не съездить? Подумаешь, сто километров. К озеру, где птицы.
— Мне надо помочь, — сказала Анна.
Она оглядела меня.
— Ты лучше всего подходишь, — сказала она.
— Почему? — спросил я.
— Ты чужой. Ты не будешь говорить. Так лучше. Надо сделать кое-что.
— Хорошо.
— Хорошо.
Анна повернула ключ, мотор затарахтел, на стекле принялся кривляться американский ушастый мышь, теперь, со стертой краской, похожий на черта, грузовичок затрясся вместе с ним, запахло жженым сцеплением, Анна дернула за рычаги, нажала на педали, и мы поехали.
Из грузовика Гавана лучше, чем из БМВ, хотя и жарче тут, и сцепление воняет горелой пробкой. Хорошо. Вряд ли Анне сильно больше шестнадцати, но у них тут права, может, в этом возрасте выдают. А может, здесь и прав не нужно. А может, здесь с графинь прав не спрашивают, и так ясно, что права у них есть.
В этот раз мы поехали на запад. Анна вела грузовичок уверенно, так, будто она на нем подрабатывала каждый день, я бы так не справился. Мотор тарахтел и плевался черной сажей на проезжающих мимо мотоциклистов, они ругались, стучали в дверцу грузовичка и показывали нам кулаки.
Начались пригороды, трущобные и серые, никакой краски, мало машин, много мопедов и велосипедов. Народ на улицах здесь болтался неприветливый, смотрел исподлобья и подпирал стены совсем не так, как в центре. Пригороды были заполнены недружелюбными лодырями, думаю, пробирайся мы здесь пешком, возникли бы проблемы.
На одном из перекрестков на красный светофор на подножку грузовичка подскочил парень в майке, стал расспрашивать Анну и поглядывать на меня. Спрыгнул на следующем перекрестке, за которым начались пригороды пригородов. Тут Анна прибавила скорости, и я толком не успел рассмотреть все эти халупы, ну, оно к лучшему.
За халупами зазеленели поля и сады с невысокими деревцами, местность походила на местность к востоку от Гаваны, только море с другой стороны. Ехали недолго, до озер с птицами не добрались, Анна свернула на проселок.