Перекрестки
Шрифт:
Она уставила на него темные глаза.
– Вы добрый человек.
– Спасибо.
– Может, пройдетесь со мной, отвлечете меня? Если я хоть раз дойду от церкви до дома, не считая шаги, то не стану считать и впредь. Хотя кто знает, – она рассмеялась, – вдруг, если не буду считать, меня поразит молния.
Каким-то загадочным образом резкость мешалась в ней с чудачеством. Расса по-прежнему завораживала ее нежная шея, торчащая из вельветового воротника. В Лессер-Хеброне, да и в Гошене, шеи женщин были прикрытыми косами или распущенными волосами. Провожая ее до дома, он узнал, что она выросла в Сан-Франциско и по глупости мечтала стать голливудской актрисой. Работала в Лос-Анджелесе машинисткой и стенографисткой, потом перебралась к дяде во Флагстафф. Подумывала уйти в монастырь, но теперь учится на преподавательницу начальных классов. Дети ей доверяют –
51
Прозвище епископальной церкви (потому что ее прихожанам разрешается употреблять алкоголь).
Каждое ее признание ширило перспективу того, что Расс не знал об Америке. Хотя, по его подсчетам, Мэрион всего двадцать пять, географические названия, которые она роняла так непринужденно, Сан-Франциско, Лос-Анджелес, символизировали опыт настолько разнообразный, что женщинам Лессер-Хеброна не обрести его за всю жизнь. Расс чувствовал себя жалким невеждой, точь-в-точь как с Китом Дьюроки, и вновь это чувство сливалось с влечением. Ему и в голову не приходило, что Мэрион, возможно, тоже влечет к нему, что в тесных пределах Флагстаффа, когда большинство молодых мужчин за границей, его появление в церкви Рождества Христова стало для нее событием столь же исключительным, сколь для него. Он не привык считать себя объектом вожделения, даже если бы она не была значительно старше.
Дом ее дяди на окраине города оказался приземистым и ветхим, двор зарос опунцией. На подъездной дорожке стоял “форд”-пикап, песчаные ветра Аризоны содрали с него всю краску. Мэрион подбежала к входной двери, встала на коврик, раскинула руки, подняла лицо к синему-синему небу.
– Вот она я, – крикнула она небу. – Порази меня молнией.
Она оглянулась на Расса и засмеялась. Чтобы ей подыграть, он выдавил улыбку, но она уже нахмурилась. Чудачество ее выражалось еще и в резких перепадах настроения.
– Какая же я скверная, – сказала она. – Что если в эту минуту я заболела раком, от которого и умру?
– Вряд ли Господь обидится на шутку. Тем более если вы искренне Его любите.
С таким же серьезным видом она подошла к нему.
– Спасибо. Я верю, вы меня исцелили. Останетесь на обед?
Он замялся – он и так непростительно задержался, учитывая, как долго у католиков длится месса, а ведь еще забирать “виллис”, – и Мэрион настояла, что проводит его до церкви. Они направились обратно, и ее присутствие тяготило Расса сильнее прежнего. Она восхищалась его пацифизмом, восхищалась тем, что ему не сидится в лагере, восхищалась его сочувствием навахо. Всякий раз, опуская взгляд, Расс видел устремленные на него сияющие глаза. Никогда еще на него не смотрели с таким безусловным одобрением, и ему не хватало опыта, чтобы распознать желание в этом одобрении. Когда они дошли до пикапа, у Расса от напряжения раскалывалась голова. Он предложил подвезти ее до дяди, но на лицо ее опять набежало облако.
– Вот вы сказали, неважно, что мы делаем, главное – любить Бога. Вы правда так думаете?
– Не знаю, – ответил Расс. – Навахо не принимают Христа, но вряд ли они обречены на вечные муки. Это было бы несправедливо.
Она опустила глаза.
– Я не верю в загробную жизнь.
– Правда?
– Я считаю, важно лишь состояние души, пока ты жив.
– Этому учит католицизм?
– Нет, конечно. Мы с отцом Фергусом постоянно об этом спорим. Я считаю, в мире нет ничего реальнее Бога, и Сатана не менее реален. Грех реален, и реально Божье прощение. Этому учит Евангелие. А вот о загробной жизни в Евангелии почти ничего не сказано – только у Иоанна. Разве не странно? Если уж загробная жизнь так важна. Когда богатый молодой человек спрашивает у Иисуса, как наследовать жизнь вечную, Иисус не дает ему прямого ответа. Он говорит что-то вроде того, что в рай попадают те, кто любит Бога и соблюдает заповеди, а в ад – богоотступники, погрязшие в грехе. Отец Фергус считает, я должна верить, что слова Иисуса о рае и аде следует понимать буквально: так учит церковь. Но я сотни раз перечитывала эти строки. Молодой человек спрашивает о вечности, а Иисус отвечает: раздай все, что имеешь [52] .
52
Лк.18:22.
Расс во все глаза смотрел на маленькую женщину в зеленом пальто. Пожалуй, тогда он в нее и влюбился. Его тронуло, что ее настолько глубоко волнует тот же вопрос, который занимает его самого. И еще его тронуло, что она облекла в слова мысль, которая давно жила в нем, но он не умел ее выразить. Он остро ощутил, как ничтожен по сравнению с нею. Но не застеснялся – напротив, ему захотелось погрузиться в нее.
– Я зайду в церковь, помолюсь, – сказала Мэрион. – Больно чувствовать себя так близко к Богу и не быть хорошей католичкой. Мне кажется, духовно я давно не развиваюсь.
– Можно я приеду на следующей неделе?
Она печально улыбнулась.
– Не сердитесь, но вы не самый перспективный кандидат, мистер “Бог не обидится на шутку”.
– Вы же сами пытаетесь найти ответ на вопросы веры.
– У меня на то есть причина.
– Какая… причина?
– Позвольте, я… как думаете, вы еще вернетесь в резервацию?
– Когда-нибудь непременно.
– Возьмите меня с собой. Мне так хочется увидеть ее своими глазами.
Мысль о поездке с ней вдвоем на плоскогорье показалась Рассу чем-то вроде награды в царствии небесном – желанной, но такой далекой. Сейчас она скорее напоминала отговорку.
– С превеликой радостью все вам покажу.
– Хорошо, – сказала Мэрион, – теперь мне будет чего ждать. – И добавила, развернувшись: – Вы знаете, где меня искать.
Значило ли это, что можно ее отыскать когда ему заблагорассудится, или только когда он поедет в резервацию? Слова ее можно было истолковать двояко, как и слова Иисуса. Два дня спустя Расс еще ломал голову над толкованием, когда в лагерь на его имя пришло письмо без обратного адреса, но с маркой Флагстаффа. Расс взял письмо, удалился в барак, сел на койку.
Дорогой Расселл!
Я совсем забыла поблагодарить вас за исцеление от суеверия.
Вы так великодушно меня терпели – я словно увидела солнце, которое долгие месяцы скрывалось за облаками. Надеюсь, вы найдете все, что ищете, и даже больше.
Ваша в Боге и в дружбе,
Мэрион
И в письме ее, во фразе “надеюсь, вы найдете” с привкусом прощания, сомневающийся разум углядел бы двусмысленность. Но тело оказалось умнее. Охватившее его ощущение привычно зародилось в паху, но непривычно пропиталось чувством – надеждой, благодарностью, образом конкретного человека, ее одухотворенным взглядом, ее затейливым умом. Рассу не верилось, что такая прелестная женщина считает себя хуже него, однако ж она недвусмысленно написала об этом собственной рукой: “вы меня терпели”. Эти слова так его взволновали, точно она прошептала их ему на ухо.
На следующий день Расс отпросился у интенданта, и тот даже не поинтересовался, по какой причине. Джордж Джинчи по-прежнему устраивал построения и переклички, но с тех пор, как закончилась война, в лагере толком ничего не делали, только имитировали деятельность: сейчас Джинчи пытался раздобыть снаряжение для собранной им футбольной команды. Старый “виллис” каким-то чудом оставался на ходу, и Расс поехал на нем сперва в публичную библиотеку, а оттуда, не найдя Мэрион, к дому ее дяди, который узнал по опунциям во дворе. Как ни странно, без тени страха постучал в дверь. Расс считал, что брак мужчины и женщины – в природе вещей, заповеданной Богом, однако уже не думал о том, что в мире полно женщин и он, быть может, еще с кем-то познакомится: для него теперь существовала одна-единственная женщина. Теперь ему казалось, их случайная встреча в библиотеке несла на себе печать Бога. Постучавшись к ней в дверь, Расс всего лишь воплотил замысел Бога, сотворившего мужчину и женщину, – иными словами, он осознал в себе мужчину.