Перепутья Александры
Шрифт:
– А как же Кирилл и Алиса?! Я потеряю целую ночь! Шеф!
– Сегодня ты не в состоянии разгуливать по слоям, - отрезал Семеныч тоном, не терпящим возражений. Даже аргументированных.
– Завтра займешься Кириллом. И только Кириллом.
– Но...
– Забудь об Алисе.
– Но...
– Понимаю. Жестоко, - Семеныч не оправдывался. Он констатировал факт.
– У нас были десятки таких Алис. И будет еще столько же. А ты ТАКАЯ одна...
Из серого девятиэтажного здания я выходила, кипя от злости. Умом я понимала, что шеф прав. Несмотря на годы кропотливой работы, Поток
А кое в чем начальник и вовсе ошибался. ТАКАЯ я не в единственном экземпляре. Мы оба знали, по крайней мере, еще одного человека с даром. Да, она больше не хотела его использовать, но это не отменяло ее способностей. В некоторых аспектах они даже превосходили мои. Она гораздо лучше справлялась с поиском. Видела страхи, недоступные мне. Вот только, в отличие от меня, не могла общаться со спутниками. Для них она оставалась невидимкой. Легким порывом ветра, не более.
Может, стоит привлечь ее к делу Алисы? Конечно, я последний человек во вселенной, с которым она захочет общаться. Но разве жизнь маленькой девочки не важнее старых, пусть так и не заживших, ран?
Сколько ей сейчас? Двадцать пять? Впрочем, какая разница. Она и в двенадцать готова была придти на помощь незнакомым людям. И восемнадцать тоже.
Последние семь лет она считает, что я отняла ее любимого. И, что еще ужаснее - сделала неправильный выбор, когда настал момент принимать самое важное в жизни решение. Думаю, через первое, девушка с Даром способна переступить. Второго не простит никогда. Как и я сама. Пусть выбор и был единственным верным...
Решено. Утром я позвоню Свете. Той Свете, которая бескорыстно помогала мне в первом путешествии по Потоку. Свете, которой я спасла жизнь. Свете, которая никогда меня не простит. Потому что я была не врагом. Я была другом. А друга прощать в стократ труднее.
Глава 6. Представление Дунайского
1997 год
– Что ты натворила?!
– обрушила я на хлопающую глазами Свету всю злость, горечь и усталость.
– Кто тебя просил перемещаться со мной?!
– Ты... ты...
– девочка растерянно наблюдала, как я пинаю в разные стороны мусор, вывалившийся из урны, которую сама и опрокинула минутой ранее в порыве распиравших чувств.
– Ты не готова к Перепутьям, Саша, - закончила Света под скрежет катящейся по асфальту бутылки из-под лимонада.
– О! Ты у нас теперь главный эксперт по Перепутьям!
– очередной пинок и коробка, содержавшая некогда кукурузные палочки, эффектно пролетев метра три, приземлилась на газоне.
– Ты вокруг погляди!
– вслед картонке отправился сдутый красный мяч.
– Теперь мне точно ничего не покажут!
– взмах ногой, и мой вой огласил округу, ибо вместо пластмассовой машинки без колес я угодила по урне. Соприкосновение с железякой пальцы в полной мере прочувствовали даже через кроссовку.
– Не покажут, - повторила я, силясь сдержать слезы, навернувшиеся на глаза от боли.
На демонстрацию Перепутий, действительно, рассчитывать не приходилось. Жизнь в парке аттракционов замерла. Не остановилась, а именно замерла. Призраки (вернее, существа) никуда не исчезли. Просто застыли в нелепых позах, словно кто-то легким движением руки прекратил бег времени. Особенно выделялся грузный дядька, не вовремя споткнувшийся о брошенный кем-то из детей самокат. В любой другой момент я бы вдоволь посмеялась над тем, как раскинув руки и выпучив глаза, мужик завис в падении. Но не теперь.
Слишком зла на Свету. За то, что отправившись за мной, успела поколебать мою решимость встретиться с Дунайским. А еще на себя! За то, что перетрусила за собственную жизнь куда больше, нежели сожалела о погибшем мальчике. Почему мы - люди, такие? Вечно печемся о собственной шкуре? Пусть беда стрясается с кем-то другим. Мы даже посочувствуем, выдавим слезу, посетуем на несправедливость мира. А как сами попадем под раздачу, гневно вопрошаем небеса, дескать, чем мы хуже остальных? За что нам - замечательным и выдающимся - такие напасти? Лучше б к соседям заглянули, они больше заслужили.
Вот и я рванула к иллюзионисту, заботясь лишь о сохранности своей жизни. Какое мне дело до всего мира? До Вари с Михаилом? До девочки Светы, которой, по словам Златы, сам Бог велел, бежать из Потока? Вот поэтому так горько на душе. От осознания собственного эгоизма. Потому и пинаю мусор и ору на ни в чем неповинную девочку, переживающую за мою же безопасность.
– Уходи, - я все-таки сбавила обороты, хотя тон оставался далеким от дружелюбного.
– Ты не готова, - продолжила упрямиться Света.
– Перепутья - это не просто.
Как будто без нее не знаю! Еще не забыла, как билась в истерике при одном упоминании мастера иллюзий. А загремев к нему в шатер, не смела глаз открыть и молила о пощаде. Но выказывать слабость я сейчас не собиралась. Ершистый характер проявился, как нельзя, кстати.
– Если ты боишься своих Перепутий, не значит, что и другие струсят!
– заявила я, чем заставила Свету тяжко вздохнуть.
– Я не боюсь, Саша, - девочка принялась теребить подол сарафанчика.
– Мир Страха помог перестать. Но я не понимаю, что должна сделать. Поэтому, и топчусь на месте.
– Как это?
– оказалось, сбить с меня спесь проще простого. Мне вмиг стало ясно, что гораздо полезнее послушать Свету, нежели испытывать на прочность голосовые связки.
Девочка только этого и ждала. Терпеливо снося срывающиеся с языка вопросы, принялась рассказывать свою историю.
Последним, что помнила Света, прежде чем оказаться в Потоке, была ссора из-за туфель, которая в конечном итоге и стала отправной точкой для ее Перепутий.
Впервые памятную обувку (нежно-бежевые остроносые туфельки с двумя тоненькими ремешками, изящные и легкие, как у принцессы) Света увидела на девочке в метро. Обладательница сногсшибательной обуви сидела, закинув ногу на ногу, и деловито покачивала лодыжкой. Света пялилась на туфли всю дорогу, ломая голову, как убедить маму раскошелиться. Две пары обуви, как назло, были куплены неделю назад. Третью родители однозначно сочтут перебором.