Перепутья Александры
Шрифт:
Мне быстро наскучили детские фокусы Дунайского. Пусть я и заключена в тело ребенка, но сознание в голове все еще мое собственное. Поэтому я снова принялась рассматривать маму. Как же хотелось поговорить с ней, столько вопросов задать. Но она не ответит. Ненастоящая. Даже не существо, а лишь воспоминание.
Какая же она красивая! А как ей идет улыбка! Но откуда взялась грусть в глазах и вертикальная морщинка на лбу? Мне казалось, мы были счастливой семьей...
Вообще-то я плохо помню то лето. Последнее для мамы. Я сильно заболела, простудилась в разгар жары. Врачи пропустили осложнение. В итоге провела в больнице два месяца, то выздоравливая, то снова заболевая. Спасибо бабушке! Она не отходила ни на шаг. Папа однажды сказал, что только ее нежелание сдаваться и вытащило меня из могилы.
Потом я привыкала к мысли, что мы с папой остались вдвоем. Мне, как и многим детям, говорили, что мама уехала и вернется нескоро. Но я знала, что это не так. Я поняла правду с первого дня. И училась с ней жить. А через пять лет к нам переехали Бастинда с Вовой.
Из череды грустных воспоминаний вырвал голос мастера иллюзий.
– А теперь - самый главный фокус! Для него мне понадобиться маленький помощник. А лучше помощница. Поможешь дяде показать фокус?
Я не сразу поняла, что Дунайский обращается ко мне. Еще бы! Огненно-рыжая девочка в первом ряду наверняка выделялась. Я приготовилась открыть рот, чтобы предложить фокуснику переключить внимание на другого ребенка, но стряслось нечто совершенно неожиданное. Тело вопреки моему желанию поднялось и отправилось прямиком на сцену. Я хотела остановиться и не могла. Приказывала ногам шагать обратно, но они не слушались.
– Как тебя зовут, милая?
– осведомился иллюзионист, подсовывая под нос микрофон.
– Саша, - представилась я детским голосочком, причем рот открывался без моего участия.
Вот засада! Я не могла контролировать это тело. Являлась лишь наблюдателем, лишенным возможности сопротивляться и даже высказывать точку зрения. Плохо! Ведь чем бы ни кончилась демонстрация, придется ее досмотреть. Повернуть назад не получится! Замуровали!
– Сашенька, держи!
– Дунайский сунул в руки щенка, который не преминул ткнуться мокрым носом в щеку, заставив залиться смехом.
– Его зовут Граф.
– Граф, - фыркнула я. Слово показалось забавным.
– Теперь мы поиграем в прятки. Ты любишь прятки, Саша?
– Да!
– какой же ребенок их не любит. Дай только волю, всю пыль в квартире соберет, пролезая в самые непостижимые и труднодоступные места.
– Тогда вы вместе с Графом спрячетесь в шкафу, а мы все вместе будем вас искать.
"Не пойду в шкаф!" - объявило "взрослое" подсознание, заставив меня снова не на шутку перетрусить, как в первое посещение парка аттракционов с Варей и Михаилом. Однако мелкая "я" радостно закивала.
Мебель, в которую мне предстояло отправиться, уже поджидала на сцене. Высокая, громоздкая с двумя скрипучими дверцами. Я оглянулась на маму, она подбадривающе улыбнулась. Стиснув щенка, я шагнула в шкаф. Внутри было темновато, но ни капельки не страшно. По крайней мере, младшей мне. Она уселась, скрестив ноги, и принялась укачивать Графа, напевая ему колыбельную. Даже не заметила, как внутренняя часть шкафа поехала вниз, будто лифт. Меня настоящую сей факт тоже не удивил. Яснее ясного, фокусник сплавил ребенка, чтобы продемонстрировать залу чудо-исчезновение. Пара минут, и нас с щенком вернут обратно.
Наверное, так бы и случилось, если б не одно крайне странное и неожиданное обстоятельство. Дверца шкафа вдруг распахнулась и темная фигура быстрым движением прижала к лицу пахнущую чем-то очень резким тряпку. Руки разжались, выпуская громко затявкавшего Графа...
Я очнулась в грязной комнатушке без окон на железной кровати у шершавой стены. В нос ударил резкий запах сырости и гнили. Где-то капала вода.
– Мама, - тихо позвала маленькая "я".
– Мама, ты тут?
Никто не отозвался. Тогда она слезла с кровати и попыталась найти выход, потому что не боялась темноты. Но когда отыскавшаяся без труда дверь не пожелала поддаваться, девочка села на пол и всхлипнула. Ей больше не нравилась игра дяди фокусника. Да и щенок пропал.
Не зря меня предупреждали, что Перепутья вещь крайне неприятная. Так и оказалось. Несмотря на то, что я, по-прежнему, оставалась при своем сознании, все равно как локатор улавливала и остро ощущала эмоции мелкой - сначала страх, а позже пришедший ему на смену ужас, сопровождающийся чувством голода и жажды.
Затрудняюсь сказать, сколько времени продлилось заточение. Потому что вместе с ребенком я периодически проваливалась в полудрему, наполненную кошмарами. Девочке снились монстры, тянущие к ней мохнатые щупальца. Она просыпалась в слезах и снова принималась звать маму. Ей мерещились запахи еды, но она убеждала себя, что не голодна. Дрожащим голосом рассказывала стихи, чтобы нарушить до смерти пугающую тишину.
Ни разу в жизни мне не приходилось прикладывать столько усилий, чтобы не потерять концентрацию. Чтобы не забыть, кто я есть. Минуту за минутой, час за часом напоминала себе, что я не маленькая напуганная девочка, а почти взрослый человек, настоящая личность. А всё вокруг - лишь воспоминание. Событие давно минувших дней, которое рано или поздно закончится. Удавалось с трудом, ибо наши сознания с шестилетней Сашей медленно, но верно сливались.
Когда ни у меня, ни у ребенка не осталось сил, послышались шаги и голоса. Женский - хриплый и негодующий. Мужской - недовольный, но, кажется, испуганный.
– Ты идиот!
– кричала женщина.
– Вся милиция города на ушах стоит!
– Я Аркашке насолить хотел, чтоб понял, как друзей подставлять! Кто ж знал, что девчонка - внучка самого Корнеева!
Не знаю точно, что случилось дальше. Наверное, мелкая потеряла сознание...
Снова в себя мы с ней пришли в нашей спальне. В детской спальне! В окружении мишек, кукол, раскрасок, фломастеров и календарей с героями мультиков. Это значило, что я еще не принадлежу себе. По-прежнему, нахожусь в Перепутьях.