Перепутья Александры
Шрифт:
– Что ты пытаешься сказать, Света?
– насторожилась я.
– Только то, что всем твердит Злата Васильевна, - девочка скривила губы.
– Она считает: чтобы справиться с Перепутьями, надо перестать бояться правды. Какой бы горькой или страшной она не была.
– Что это значит?
– Понятия не имею. Я ведь так и не прошла свои Перепутья. Поэтому решай сама, готова ли ты. У тебя даже убежища нет, чтобы спрятаться, если станет невмоготу.
На очередное проявление заботы, я снова ответила возмущением. Быть может, я и не совсем готова к Перепутьям, но
Света пожала плечами, мол, как знаешь. Пожелала удачи и растворилась в воздухе.
Едва стихли серебряные звуки колокольчиков, парк ожил. Существа даже не почувствовали, что бог весть сколько времени провели без движения. Как ни в чем ни бывало, продолжили заниматься своими делами. Грузный дядька шмякнулся об асфальт, а поднявшись, от всей души пнул самокат, отчего тот с жалобным скрежетом откатился в сторону.
– Явилась?
– довольно поинтересовался за спиной клоун.
– Глаза нарисованные протри, прежде чем задавать глупые вопросы, - огрызнулась я. Пусть не ждет, что я буду перед ним расшаркиваться.
– Иди в шатер, коли не передумала, - злорадно усмехнулась кукла. И ручки потерла.
Вот и пойду! Не надейтесь, что перетрушу. Теперь выдержать испытание Дунайского стало делом принципа. Не говоря уже о нежелании умирать. В конце концов, что такого мне могут показать? Я точно знаю, ничего ужасного в моей жизни не случалось!
От этой мысли идти на ватных ногах к шатру стало чуточку легче.
"Но ты же понятия не имеешь, как загремела в Поток", - некстати напомнил внутренний голос.
– "Наверное, тогда и стряслось что-то совершенно нехорошее".
Я вздрогнула. Потом отмела мелькнувшую в голове мысль о побеге, как трусливую, а, значит, неприемлемую.
"Ну и пусть! Не сахарная, не растаю!" - решила я и зашагала бодрее.
Как около шатра, так и внутри было не протолкнуться. Но не для меня. Находиться рядом со мной существа не желали и резво освобождали дорогу. Придирчиво окинув зрительный зал, я приглядела место на последнем ряду - аккурат у выхода. Бежать я все еще не собиралась, однако страховка не помешает никогда.
– Не пойдет, - заявил материализовавшийся из воздуха клоун.
– Это еще почему?
– рассердилась я.
– Какая разница, где сидеть?
– Иначе ничего не увидишь, - зловредная кукла назидательно приподняла одну бровь.
– Первый ряд, четырнадцатое место. Там ты сидела в прошлый раз.
Та-а-ак! Значит, я правильно угадала, что на 23-м автобусе, которым сроду не пользовалась, поехала к Дунайскому. Именно о его представлении шла речь в синем рекламном листке. Но почему? Подобные балаганы меня сроду не интересовали. Да и культурной программы, устраиваемой Бастиндой, хватало сполна. Вот ведь довели ребенка нападками в то кошмарное утро!
Бросив гневный взгляд на клоуна, а затем тоскливый на выход, я поплелась к сцене. Уселась в кресло с номером четырнадцать
Но прежде, чем началось представление, мне пришлось пережить новое потрясение.
– Саша, ну потерпи еще! Какая же ты непоседа!
– нежданно-негаданно проговорил едва ли не в ухо мелодичный женский голос.
Кажется, от его звука все органы перемешались и провалились. Первым о пол ударилось сердце. Чувствуя, что сейчас упаду в обморок, я посмотрела на соседнее кресло, которое еще минуту назад пустовало, как и ближайшие рядов пять. Теперь же там сидела рыжеволосая женщина, которая, чуточку нахмурив дугообразные брови, погрозила мне пальцем. Отправиться в забытье захотелось еще сильнее.
Я дернулась и поняла, что появление умершей десять лет назад матери, не единственный сюрприз. Со мной тоже что-то случилось. Я была уже не совсем я. Уменьшилась в размерах, превратившись в девочку лет шести - в желтом платьице с ромашками.
Да что же это?! Как же...
– Маааам!
– Саша, не ной. Ты же сама хотела посмотреть фокусы.
Женщина устало провела тыльной стороной ладони по лбу. Ее огненные волосы, точь-в-точь как мои, были собраны в узел на затылке. Несколько выбившихся прядей падали на лицо и обтянутые черной водолазкой плечи, нисколечко не портя прическу, а, напротив, придавая ей налет романтики. Мама была очень похожа на меня (вернее, я на нее), но в то же время разительно отличалась. Черты лица мягче, спокойнее, глаза зеленые, светлые, нос гораздо короче моего, а губы тоньше.
– Смотри, занавес поднимается, - зашептала она.
– Сейчас выйдет иллюзионист. Я тебе объясняла, это дядя, который фокусы показывает.
Синий бархат поехал вверх, но я не думала переводить взгляд на сцену. Во все глаза продолжала смотреть на маму, которая не могла сидеть рядом со мной, но тем не менее сидела. Как живая!
И тут до меня, наконец, дошло. Парк Дунайского не являлся недавним прошлым, как я себе внушила. Он - мое детское воспоминание, которое я по какой-то неведомой и непонятной причине умудрилась забыть. А сейчас меня в него вернули. Поэтому я вижу маму. Значит, и в прошлый раз она была здесь вместе со мной!
– Дамы и господа!
– оглушил голос ведущего.
– Встречайте! Несравненный мастер иллюзий - Аркадий Дунайский!
Мама заулыбалась и принялась вместе с остальными зрителями аплодировать. Я же, собрав волю в кулак, посмотрела на сцену. Коротышка в цилиндре и фраке уже красовался перед публикой. Странно, но теперь он не вызывал страха. Обычный среднестатистический мужичок с носом-картошкой и дежурной улыбкой.
Он стащил головной убор, перевернул его, продемонстрировав залу пустое дно, затем двумя пальцами выудил из нагрудного кармашка платок. Показательно вздохнув, протер им лоб, а затем накрыл цилиндр. Оттуда, как из рога изобилия, посыпались разные предметы: шарики, цветные ленты, букеты. Один из них в ловких руках иллюзиониста мгновенно превратился в белого голубя.