Перешагни бездну

Шевердин Михаил Иванович

— Наша принцесса... воспитанница не на шутку заинтересовала господина Живого Бога. Пусть женится на Монике. И тогда — черт побери — повод для ссоры отпадет. Эмир поцелуется, обни­мется с Ага Ханом. Прочный альянс между Бухарским центром к агахановскими банками! Родство финансовое!

— Раз Ага Хан вздумал взять нашу пансионерку с собой в Европу, он смотрит на неё серьезнее, чем на обычную прихоть. Вы же говорите, что Ага Хан связал её имя в присутствии всех немаидитских старейшин с Бадахшаном. Мы поддержим... Назовём ли мы её принцессой, правительницей, царицей, невестой или женой Живого Бога... При всех условиях с ней легче иметь дело, чем с самим Ага Ханом... Капризный, вздорный и к тому же могущественный человек! Но... посмотрим. Моника же будет де­лать то, что мы ей прикажем... А Бадахшанское буферное госу­дарство необходимо Британии в любом случае. Это и стена, отгораживающая Индию от большевизма, это и плацдарм для похода на большевиков.

Оставалось восхищаться, с каким изяществом Гвендолен — этот Дизраэли в юбке — обошла все препятствия и пришла к финишу.

Поздно вечером, когда мистер Эбенезер уехал в город, мисс Гвендолен четким, бисерным почером написала:

«Благодарение господу, мой шеф, мистер Гипп, принял пра­вильные решения». Далее подробно рассказывалась, и притом очень деловито, суть этих решений.

Скромной экономке бунгало в далеком Пешавере не полага­лось направлять какие бы то ни было рапорты и донесения в ве­домство, к которому относился Англо-Индийский департамент. Но мисс Гвендолеп отнюдь не возбранялось посылать любимому дяде сэру Безилю очень обстоятельные письма. Дядя, естественно, ин­тересовался не тем, что его умненькая племянница подавала к ленчу джентльменам в пешаверском бунгало, а тем, что означен­ные джентльмены говорили за накрытым ослепительно белой на­крахмаленной скатертью столом в дружеских и деловых беседах.

Но мисс Гвендолен не написала ничего лишнего. Она не хотела чем-либо повредить неуклюжему, непроницательному мистеру Эбенезеру Гиппу, и не приписывала себе в заслугу новые планы, возникшие в ее прелестной головке. Она знала, что в их отвественном и довольно-таки консервативном ведомстве очень легко испор­тить свою деловую репутацию не бездействием или ошибками, а попытками проявить инициативу и сделать сверх того, что преду­смотрено параграфами инструкций.

Она писала осторожно, выгораживая Эбенезера Гиппа. В планах своей личной жизни мисс Гвендолен уделяла ему кое-какое место в будущем, конечно, если в карьере его не произойдут не­желательные изменения. Она очень убедительно обрисовала в своем донесении опрометчивые поступки «небезызвестного» Пир Карам-шаха. Он далеко не идеальный офицер в местных услови­ях. Он слишком полагается на «всадников святого Георгия». Здесь он не знает удержу. Плохое знание языков и обычаев Северо-За­падных провинций выдает его с головой.

Гвендолен было отлично известно, что скуповатые ее руково­дители в Лондоне не любят, когда легкомысленно распоряжаются пресловутыми «всадниками» — золотыми соверенами, на которых изображен святой Георгий, поражающий копьем дракона. Гвендо­лен знала, чем легче всего испортить репутацию мистера Пир Ка­рам-шаха, осмелившегося пренебречь ее расположением.

ЖИВОЙ БОГ

Подобные люди овладеют влиянием лишь потому,

что они умеют извлекать выгоду из той самой

свободы, которую ненавидят.

Стендаль

Вряд ли, пускаясь в путь на поиски прокаженной девушки из Чуян-тепа, мудрец и путешественник Мирза Джалал, более из­вестный на Востоке под именем Сахиба Джеляла, мог предста­вить и тысячную долю того, что произойдет с ней и с ним самим. Поверни он тогда на тугайной дороге к зарафшанской переправе своего коня вспять при виде пятнистого теленочка-оборотня, он не окунулся бы в водоворот невероятных событий, а возлежал бы целыми днями на своем айване под тенистыми виноградными шикамами в своей курганче, что на Ургутской дороге. Коротал бы вой век в тиши и благорасположении духа, а теперь...

Теперь он шёл с доктором Бадмой по улице Бомбея, людной, мой, пестрой, угнетающе душной, ведущей к Морскому парку, и делился с ним своими заботами:

— Я видывал многих богов, и мертвых и живых. Но вообразить дряхлого старичка Ага Хана богом, «рассыпающим жемчуг и колющим сахар», могут только невежественные дикари и тупые невежи.

— Могущество Ага Хана нельзя переоценить, — думал вслух Бадма. — Ошибаетесь в нем не один вы. Все о нем думают, старец не интересуется ничем, кроме женщин и лошадей. На самом деле он играет на людских прихотях, страстях, тщеславии. Он держит в духовной и материальной зависимости миллионы исмаилитов.

Он не невежа и не дурак. У него Оксфорд за плечами. На Вос­токе он по всеобщему признанию «малек ош шаора» — царь поэ­тов. Панисламисты не выдвинули бы ничтожество председателем Всеиндийской мусульманской лиги. И англичане не допустили бы его избрания, если б он не ладил с ними. На первом же заседании лиги объявил: «Британия защищает Индию от врагов, охраняет порядок в стране. Значит, британцы имеют право управлять инду­сами». А в Индии мусульман — семьдесят миллионов. Вот вам и безвредный старичок.

— Не старичок — тигр,— усмехнулся Сахиб.— И в пасть тигра попала мышка. Кто знал, что дочь углежога займет мысли власте­линов мира, а нам доставит столько хлопот.

— Обстоятельства сильнее нас. Моника, хочет она или нет, оказалась на поро-ге мира большой политики. И нас это особенно коснется, потому что возник этот проект с Бадахшаном. Нельзя отдать мышку на съедение. Мышка на то и мышка, чтобы прогры­зать норки в таких стенах, через которые не перепрыгнуть никому.

И Бадма еще добавил:

— Правда и ложь, красота и безобразие... Где одно, где другое? У исмаилитов это заповедь. Живой Бог Ага Хан ведет свою динас­тию от халифа Алия, сына Фатимы, любимой дочери пророка Му­хаммеда. Исмаилиты считают, что душа Алия переселяется в ага-ханов из поколения в поколение. Но Живой Бог не только глава секты, отколовшейся от ислама. Он капиталист, предприниматель. В его руках огромные средства. И поэтому к нему сходятся нити большой политики Востока.