Перешагни бездну

Шевердин Михаил Иванович

— С моей наружностью англосакса...

— С бульдожьей физиономией, хотите сказать? Смешно! Но Пир Карам-шах решает. За вашей спиной он вертит и так и сяк... Он — ваш исполнитель, а делает политику. И помимо вас. Это он занял нетерпимую линию по отношению к новому правительству Афганистана и вот-вот втянет Ибрагимбека в настоящую войну с Кабулом. А большевикам выгодно все, что ослабляет басмачей.

Мистеру Эбенезеру осталось пожать плечами.

— Но у Пир Карам-шаха полномочия от самого сэра Безиля. Я не знаю, о чем он разговаривал с ним, когда приезжал в Пешавер. Я бессилен.

— Чепуха. Полномочия сэра Безиля мне известны. И притом вы, сэр, хозяин Азии.

Приятно, когда тебя называют хозяином целого материка. Приятно, что тебе, одному из звеньев английской секретной елужбы, обладающей трехсотлетним опытом, дают столь высокую оценку, хотя бы в таком странном разговоре. Однако в присут­ствии этой мисс —«гадюки с блестящими глазами и с холодной кровью» — у мистера Эбенезера не оставалось места для иных мыс­лей, кроме тех, которые имелись в ее очаровательной головке.

Знали ли об этом те, кто с берегов далекой Темзы направлял действия мистера Эбенезера Гиппа, эсквайра? В «Секрет интеллидженс сервис» не терпят слабовольных, да еще попадающих под башмачок простых «экономок».

Но у мисс Гвендолен имелось достаточно такта не проявлять въявь своей власти. Для окружающих она оставалась скромной, но очень необходимой хозяйкой, управительницей бунгало в пригоро­де Пешавера, экономкой, обеспечивающей удобства высокопостав­ленного чиновника Индийского государственного департамента мистера Эбенезера Гиппа и джентльменов, наезжающих из Вели­кобрита-нии и других районов мира в Северо-Западные провинции по делам империи.

Вообще простой мисс экономке не подобало вмешиваться в служебные дела её хозяина. Но Гвендолен не возбранялось иметь свое мнение, и она имела его.

Чисто по-женски она невзлюбила высокомерного, надутого павлина Пир Карам-шаха. Сама того не замечая, мисс Гвендолен привнесла в вопросы политики женское уязвленное самолюбие.

Бывая довольно часто в пешаверском бунгало, Пир Карам-шах слишком мало внимания уделял экономке. Гвендолен считала се­бя женственной, привлекательной и даже, не без основания, кра­савицей. Она требовала внимания к своей особе. Пожалуй, она добивалась от овеянного романтикой Пир Карам-шаха даже боль­шего, чем простое внимание. Гвендолен-женщина хотела видеть «рыцаря пустыни» у своих ног.

Во всем: в манере одеваться, в походке, поведении, во взгляде, в улыбке она вела себя кокетливо, мило, призывно. Она хотела нравиться. Нравилась же она, наконец, толстокожему дубоголово-му Эбенезеру. По крайней мере она заставила его пресмыкаться перед ней.

А Пир Карам-шах пренебрег ею. Гвендолен знала — а в силу её положения ей надлежало все знать,— что он принадлежит к развовидности мужчин, не брезгающих самыми низкими пороками, но умеющих внешне безупречно соблюдать высокие моральные требо­вания. Спортивный ли интерес, свойственный кокетливой женщине, нездоровая ли тяга к гнильце, развращающее ли влияние обстанов­ки дома сэра Безиля Томпсона, где она росла и набиралась пер­вых жизненных, порой несовместимых с идеалами девушки-под­ростка, впечатлений, но мисс Гвендолен поставила задачу поко­рить Пир Карам-шаха, и её постигла полная неудача...

Нельзя возбуждать безнаказанно ненависть молодой женщины, да еще справедливо считающей себя неотразимой.

— Подойдите и сядьте,— приказала Гвеидолеи мистеру Эбене­зеру.— Слушайте!

Она подвинула ноги на тахте ровно настолько, чтобы мистер Эбенезер мог очень неудобно пристроиться на самом краешке.

— Авантюрист остается авантюристом. Хоть он и полковник, и баронет, и прочее. Он замешал здесь, в Индии, густую похлеб­ку, и если она окажется горькой, то в первую очередь для него.

Но мистер Эбенезер предпочёл увести разговор в сторону.

— Да, кстати, здесь, в Бомбее, находится пиркарамшаховскил человек — бек каратегинский Фузайлы Максум. Он нам не пона­добится?

— Это тот, которого Пир Карам-шах хотел сделать королем Памира?

Мисс Гвендолен отлично знала эту историю. После Бухарской революции двадцатого года Фузайлы Максум возглавлял банды памирских басмачей. Потерпев поражение, бежал в Афганистан и жил в Кала-и-Фатту, хотя и враждовал с эмиром. Тогда Пир Ка­рам-шах убедил эмира собрать и вооружить кучку головорезов и дать им начальником Фузайлы Максума. Переправившись черел Пяндж, Фузайлы Максум ворвался в горный Таджикистан, грабил кооперативы, чинил расправу над советскими работниками, прово­дившими земельную реформу. Заставив горцев постелить ковры, паласы и одеяла на рыхлый снег перевалов, он перебрался через хребет Петра I и проник в мирный Каратегин. Басмачи сумели под Гармом одержать верх над добровольческим отрядом из советских работников и учителей, но были разгромлены тремя прилетевшими на самолете из Душанбе командирами Красной Армии. Сам Фу­зайлы Максум бежал за границу.

— Рейд Фузайлы Максума,— заговорил мистер Эбенезер Гимн,— можно оправдать как разведку боем, если бы...

— Если бы этот зверь не скомпрометировал идею газавата,— перебила мисс Гвендолен.— Повесить трех учительниц!

— В селении Тюмень-Хана.

Мистер Эбенезер Гипп хотел обратить внимание мисс Гвендолеи на свою осведомленность и отличную память.

— В Тюмень ли Хана, в другом ли селении, но лишь кретин мог совершить такое. Это называется сеять смуту и собирать уро­жай злобы.

Мистер Эбенезер не разделял эти никчемные сентиментально­сти, но не хотел спорить и пробормотал:

— Так или иначе исмаилиты Памира не поддержали ставлен­ника нашего Пир Карам-шаха. Фузайлы Максум остался ни при чем. Вот и явился наниматься к Ага Хану.

— Такие нам не нужны. Позаботьтесь, чтобы он не получил больше ни одной гинеи. Вычеркните его из списка получателей суб­сидий от департамента.

— Да, да. Вы, пожалуй, правы. Вы знаете, и другой человек Пир Карам-шаха не пользуется симпатиями памирских исмаили. Когда он переправился через Пяндж с отрядом человек в три­дцать, в первом же селении, кажется, в Ванче, его чуть ли не взяли в ножи. Я говорю о ферганском курбаши Курширмате.

— Курширмат нам пригодится — человек без совести, без пред­рассудков и липнет ко всему, что поблескивает золотом. А в отно­шении Ибрагимбека... Я вижу, Пир Карам-шах своей манией де­лать королей желает уподобиться вседержителю... Однако едва успевает вылепить, с позволения сказать, монарха — глина рассы­пается. Уж не собирается ли он посадить на престол Бадахшана конокрада?

— Бадахшан дразнит воображение,— уклонился от прямого от­вета мистер Эбенезер.— Затея так заманчива, что сам Живой Бог, видите, оставил скачки, салоны, банковские конторы, и собствен­ной персоной приплыл к нам в Индию. Видимо, всерьез заинтере­совался Бадахшаном. Еще неясно, кто, но, очевидно, кто-то внушил ему мысль — из божества превратиться в земного владыку, в царя.