Перешагни бездну
Шрифт:
— Чего ждать в пакете?
— Или — или! Вероятнее всего — начинать! Но если в Лондоне дипломаты передипломатничают...— Он развёл руками.
— Дьявольщина!
— Совершенно согласен, но... Итак, всё ясно. После обеда мы с вами посидим за рюмочкой коньяку над картой Бадахшана. Проследим пути караванов с вьюками. Мы, то есть штаб, выделили вам столько всего, что хватит на хорошую армию. Это не бандитские шайки оснащать. Пулеметы новейшей марки, горнопо-левые орудия приличных калибров, полные комплекты боевого снаряжения. Откомандируем вам и команды военных специалистов, орудийную прислугу из мусульман сипаев. Дикари Ибрагима сами не управятся...
— Что ж! Ранней весной все переправим через ледяные хребты Бадахшана.
— Другого пути нет. Дороги через Кабул для нас закрыты. Это настоящее несчастье, что новый король упрям. Он мог бы быстро избавиться от финансовых затруднений, приняв ежегодную субсидию, как делали его предшественники. С ним мы не смогли договориться. Применить силу — значит воевать, а начинать войну было бы роковым шагом. Афганцы призовут сейчас же на помощь Советы. А тогда расходы приобретут такие размеры, на которые лондонское Сити не пойдет. Что ж, приводите бадахшапские тропы и тропинки в состояние, пригодное хотя бы для легких горных пушек. Ну, а когда военные действия Ибрагимбека на Пяндже и на Бухарском направлении получат развитие, Афганистан окажется отрезанным от Москвы, и мы не посчитаемся с королевскими капризами. И тогда в обход горных районов через Кандагар и Герат пройдут и автомобили, и артиллерия, и даже танки. Нефть и золото стоят того, чтобы за них повоевать!
— Но это в будущем. А сейчас я, надеюсь, получаю диктаторские полномочия?
— Да, на Бадахшан.
— Что ж. Используем каждый день и каждый час до весны. Я не оставлю в покое ни одну вьючную скотину — четвероногую ли, двуногую ли — неиспользованной. Я дам почувствовать всей этой сволочи, воображающей себя князьями и вождями, нашу силу. Сам Ибрагимбек потащит на спине на перевалы стволы пушек, если потребуется. Я его вытяну в Мастудж для переговоров, теперь ли, позже ли, неважно.
— Мастудж? Дохлое место. Воевал там в молодости.
— Зато Мастудж у самого Памира. Туда ранней весной я соберу представителей и связных из Каттагана, Синцзяна, Персии, Памира. Для координации действий.
— И из Тибета? Мы дадим указание в Лхассе. Высокое плато Тибет открывает нам дорогу на Памир, а через него в Таджикистан — Туркестан. А через Кашгарию — в Сибирь.
Они переступили порог столовой милой воркующей парой: подтянутый сухопарый генерал в щегольском строгом френче, с пёстрыми орденскими колодками и знаками различия, в до блеска начищенных крагах и тяжелых армейских ботинках, об руку с великолепным, напыщенным, в одеянии павлиньей расцветки вождём вождей Пир Карам-шахом. Добродушно подправляя усы, генерал уселся во главе стола, с удовольствием поглядывая на бутылки с соблазнительными этикетками. Эбенезер, надсадно вкручивавший пробочник в пробку, и не заметил, что из гостиной тенью выплыла мисс Гвендолен-экономка.
Пир Карам-шах видел тень и мог поклясться, что во время их разговора о пакете мисс Гвендолен в гостиной не было.
Обратил внимание на выскользнувшую из дверей гостиной тень и Сахиб Джелял. Но ему, как правоверному мусульманину, не полагалось, находясь в гостях, даже смотреть на женщин с открытыми лицами, и потому, следует полагать, что он не счёл возможным делать какие-либо умозаключения. Мало ли приходится наблюдать распущенность нравов в домах недостойных хулителей веры истинной — инглизов.
Шумный, долгий, с обильными возлияниями обед заканчивался.
Проводив гостей, мистер Эбенезер, насвистывая, грузно припадая на ногу — подагра разыгралась от всех этих событий,— поднялся по белым ступенькам парадного широкого крыльца. И вдруг вспомнил: «Список!»
Так ни генерал, ни Пир Карам-шах не заговорили о рассеянности, не пошутили.
А вдруг это не шутка.
Он бросился через вестибюль и распахнул двери кабинета. В комнате стоял сумрак, но на темном бюваре белело что-то. Лихорадочно чиркнув спичкой, мистер Эбенезер зажег лампу.
Слегка помятый, со следами свежих перегибов, оставшихся после того, как Пир Карам-шах разворачивал лист, на письменном столе лежал тот самый лист бумаги с именами клиентов, цифрами выплат и словами пароля. Устало облокотившись на настольное стекло, мистер Эбенезер долго сидел не шевелясь. Он совсем забыл про посольство бухарского эмира. Приезд генерала, бесконечные разговоры о высокой политике поглотили все внимание хозяина бунгало. А ведь Сахиб Джелял, почтительно и с достоинством приветствовавший его в вестибюле, как всегда, был в окружении сопровождающих его эмирских вельмож и своих диких белуджей, заполнивших шумом и суетой бунгало. На них мистер Эбенезер и не взглянул даже — всякие там туземцы! Но сейчас в подсознании возникла среди лиц, чалм, бород промелькнувшая не то в гостиной, не то в коридоре, ведшем в кабинет, донельзя знакомая одутловатая физиономия того самого женевского йога, или инженера, или... вообще подозрительной личности... Неужели он обознался!
За столом на обеде из всего посольства присутствовал один Сахиб Джелял. Он произнёс остроумный спич и пил что-то из бокала. Его свиту и воинственную челядь кормили на открытом айване, поближе к кухне. Но пил ли Сахиб Джелял в Белой гостиной кофе после обеда, мистер Эбенезер не припомнил. Очень уж господин генерал усердно подливал в рюмки крепчайший бренди и себе, и хозяину.
Постанывая от головной боли, мистер Эбенезер допрашивал на рассвете сикха дворецкого. Удалось выяснить, что господин бухарский «раджа» со всей своей свитой сразу же после обеда отбыл из Пешавера. Выглядел отъезд вполне естественно, потому что переговоры с Англо-Индийским департаментом были завершены ещё накануне, и господин Джелял спешил возвратиться в Кала-и-Фатту с докладом своему повелителю.
И, конечно, усматривать какую бы то ни было связь между временным исчезновением списка клиентов и кем-либо из членов бухарского посольства не имелось прямых оснований.
Дворецкий сикх помнил йога и даже знал его по имени — Молиар. Он, оказывается, помогал дворецкому до и во время обеда и, вполне естественно, бегал по всему бунгало. Очень предупредительный и обходительный господин Молиар. В кабинет сахиба ему не за чем было заходить. Правда, в кабинете стояли корзины с фруктами, но дворецкий самолично подавал их гостям.
КАРАКУЛЬ
Имеющий двух жен не нуждается в собаке.
Узбекская пословица