Персональное чудовище
Шрифт:
— Здрасьте-извините.
— Привет, Серёжа. Его зовут Марсе-е-ель, — протянула Соня, и Дима закатил глаза.
Сергей наклонился ближе к Соне. А Дима, хоть и старался не показывать заинтересованности и любопытства, непроизвольно склонился ниже и услышал шепот сына:
— А ребятам можно его подержать?
Соня кинула взгляд на Марию и спросила:
— У кого-нибудь есть аллергия на шерсть?
Воспитатель с улыбкой покачала головой, и Соня проговорила звонким голосом:
— Марсель совсем даже не против новых друзей. Вы хотите с
Со всех сторон послышался одобрительный галдеж. Соня подняла вверх указательный палец, и дети замерли в ожидании.
— Только Марсель у нас еще маленький. С ним надо аккуратно и ласково. Дайте ему немного времени привыкнуть к вам. Договорились, ребята? — твердо, но в то же время ласково, проговорила Соня, и дети одобрительно зашумели. Она спустила пса на землю.
— Не бойтесь, Софья Арнольдовна. Я за ними присмотрю, — пообещал Сергей, с важным видом беря поводок и подводя Марселя ближе к замершим ребятам. Пес несколько секунд крутился у ног подростка, потом сам подошел к детям. Они окружили собаку со всех сторон, осторожно и ласково гладя шерстку и щебеча умилительные вздохи и ахи. Окруженный детской искренней любовью и непосредственностью, через минуту Марсель уже сам ластился к ладошкам, прося еще и еще.
— Прогуляемся? — предложил Дима и Соня в нерешительности посмотрела на Марселя. — Серега присмотрит, не переживай. Да и уверен, этот пес сможет постоять за себя в случае чего, — проворчал Дима и Соня улыбнулась.
Они медленно шли по тропинке, что вела из двухэтажных блоков в сторону небольшого парка с футбольным полем по середине. Дима взял Соню за руку, и она не стала вырывать пальцы из уверенного захвата. А только наслаждалась мягким ветерком, что трепал локоны, ощущением защиты, что дарил Дима и поглаживанием мужских пальцев, от которых по телу бежали мурашки.
— Присядем? — Дима кивнул на скамейку под раскидистыми ветвями дуба, что пустил свои корни на этой земле не менее века назад.
Усевшись на прогретую солнцем скамейку, Соня поняла, как предусмотрительно и хитроумно поступил Дима, который точно знал, куда прийти, чтобы спрятаться ото всех в этом тихом уголке тишины и покоя. Ведь они с Димой сквозь вислые тяжёлые ветви могут видеть, что происходит вокруг. Но их двоих за этими густыми зелеными зарослями вряд ли видно…
Соня заметила, как сотрудники центра выгружают коробки и пакеты из машины Димы.
— А что там? — не удержалась Соня. Затем покачала головой: — Простите, любопытство — мой порок.
Дима тихо засмеялся.
— Соня, тебе все простительно. Это игрушки, расходные материалы, текстиль. Продукты центр закупает только у проверенных поставщиков, как никак дети тут…непростые.
— Когда вы успели все это закупить?
— Еще до Токио. Думал, успею заехать.
— А игрушки? Вы сами их дарите? — тихо спросила Соня, глядя на щурящегося на солнце Диму. Он откинулся на скамейку, раскинул руки на деревянную спинку, таким образом беря Соню в полуобъятие. Она замерла, но не
— Я не хочу, чтобы меня ждали за подарки. Пусть и дальше думают, что Санта прилетел в середине года за их хорошее поведение, — усмехнулся Дима, откинув назад голову и прикрыв глаза.
Соня смотрела на Диму. В простой футболке, потертых джинсах и мягких кроссовках Дима так отличался от того Дмитрия Алексеевича, который, кажется, даже спать ложился в отутюженных брюках и рубашке. Сейчас Дима выглядел расслабленным, словно на время отпустил контроль и выдержку. Да и как тут быть строгим и хмурым в окружении всех этих детей?
— Часто вы сюда приезжаете? — спросила она.
— Раз в два-три месяца. Как получится.
— А Сережа всегда с вами?
— Обязательно. Он должен знать, что такое уважение и солидарность, вне зависимости от статуса и…состояния здоровья.
Огромный плюс в его карму Соня послала во вселенную, когда услышала тихий твердый голос.
— Эти дети… У них ведь есть родители?
— Да, у всех. Это реабилитационный центр. Детьми занимаются врачи, психологи, педагоги. А родители могут немного отдохнуть, пообщаться, — помолчал и добавил тихо: — Может когда-нибудь, если ты не против, конечно, мы расскажем Сергею про ВИЧ. Чтоб он знал, что это такое, а не избегал и не боялся.
Соня молчала. Но не от шока или неприятия, а от нежелания погружать Сергея в свой сложный, полный лекарств и анализов, мир. После всего, что Сергей пережил, разве можно подвергать его подобным испытаниям? Соня только хотела сказать об этом, но подумала, что не имеет права обсуждать с Димой такую личную трагедию. И не может предать доверие Вероники Степановны. Поэтому промолчала о своих терзаниях, и проговорила:
— Он еще слишком мал.
— Не сейчас. Чуть позже, когда подрастет.
Боже, а увидит ли Соня, как растет Сергей? Сядет ли с ним на кухне, заварит чаю с лимоном и гречишным медом, как он любит, возьмет за руки и спокойно расскажет о своем недуге? Сможет ли успокоить, когда глаза Сергея расширятся от шока и неприятия? Сможет ли пережить, если Сергей также, как его отец когда-то, взглянет на учительницу с непониманием и отвращением?
Словно прочтя ее мысли, Дима тихо проговорил, не открывая глаз:
— Он не должен совершить моих ошибок. То, как я отреагировал на твой диагноз.
— Да я уже забыла, — прошептала Соня. Дима распахнул глаза и посмотрел на нее.
— А я — нет. И не забуду никогда, как отвратительно и недостойно я повел себя в клинике.
Затем вновь откинулся назад и прикрыл глаза. Хотя дышал он глубоко и размеренно, Соня заметила, как заострились черты его лица и четче прорезались морщины.
Соня подняла руку, и осторожно, с нежностью, поправила чуть взлохмаченные волосы Димы. Они нагрелись на солнце, и Соне показалось, что солнечные лучи лизнули ее прохладные пальцы. При этой простой ласке, которая дарила прощение за грубость и жестокость, Дима замер. Дыхание его замедлилось.