Перстень Сварга
Шрифт:
– Знаете, я несколько удивлен… - Бед пытливо смотрел на старика.
– Таких слов я никак не ожидал услышать!
– Как изменился мир вокруг нас, раз многих удивляют самые естественные поступки!..
– старик глубоко вздохнул.
– Хотя не стоит себе обманывать: может быть лет тридцать назад и я бы горел желанием присоединиться к этой охоте за вами. Да, к своему великому стыду должен признать - такой возможности я не исключаю. Однако это было бы тогда, но не сейчас! С высоты моего возраста многое воспринимается совершенно по-иному, не так, как в молодости. Неужели вам непонятны мотивы моего поступка? Жаль… Мир действительно кардинально меняется, раз у многих вызывает удивление то, что должно являться естественным проявлением человеческой порядочности.
–
Олея с трудом удержалась, чтоб не ахнуть. Ранее она уже слышала о таком: в Церковный Совет входили лишь самые уважаемые и почтенные священники страны, и к их мнению по тому или иному вопросу должен был прислушиваться сам король. В некоторых западных странах членов Совета называли иным словом - кардинал, и эти люди обладали немалой властью и огромным влиянием. Но чтоб такой человек, одетый столь бедно, лично проводил службы и принимал прихожан… Кажется, священники такого ранга этим не занимаются. Да и живет он весьма небогато, хотя, без сомнений, может позволить себе очень многое.
Так вот почему от храма отъезжали две богатые кареты!
– поняла Олея. Возможно, тех карет было больше, просто беглецы успели заметить лишь две последних. Да и простых прихожан на той службе хватало - вон какая толпа выходила из храма! Без сомнений, послушать проповедь столь высокопоставленного священника приходят очень многие - вряд ли многие члены Церковного Совета проводят службы, словно простые священники. Вместе с тем становится понятным и то, отчего офицер, пришедший в храм для обыска, не решился начинать его без разрешения этого старого человека. Но если этот старик занимает столь высокий пост в церковной иерархии, то он должен быть на стороне стражников, а не тех, кого они преследуют! Да, тут многое непонятного…
– Вы заметили атрибуты?
– священник проследил взгляд Бела, устремленный на те дорогие предметы, предназначение которых Олее было непонятно.
– Да, да, это они, те самые предметы, что указывают мое положение в нашем обществе. Я, знаете ли, не имею привычки что-либо прятать в своем доме - святой Дайяр защищает меня… Одежды, соответствующие моему сану, здесь тоже имеются, но в обыденной жизни я предпочитаю простоту, завещанную предками. К сожалению, в последнее время и в королевском дворце, и в Церковном Совете люди стали куда большее значение придавать внешнему виду, чем чистоте помыслов.
– Но как вы можете состоять в Церковном Совете, и в то же самое время служить в этом маленьком храме?
– все еще не могла понять Олея.
– Милая девушка… - старик едва ли не сочувственно посмотрел на Олею.
– Милая девушка, этот, как вы его назвали, маленький храм - один из самых древних в Закаре. Когда-то здесь служил сам Дайяр, так что продолжать его дело - это великая честь, которую я не променяю ни на что иное! Это моя жизнь, моя судьба, моя служба… Сюда приходят те люди, которых я знал с детства, они вырастают, и уже сами приводят сюда своих детей… Мы словно одна большая семья, и разве это не счастье?
– Но я так и не понял, отчего вы решили нас спасти?
– продолжал Бел.
– Я вам уже говорил - мир меняется… - вздохнул старик.
– Наверное, ранее вы уже не раз слышали, а недавно и воочию узрели, что в Закаре люди живут… ну, примерно так же, как и несколько сотен лет назад. Возможно, в чем-то это неверно… Я имею в виду - неверно то, что мы не пускаем в свою страну некие иноземные достижения, но хотя бы таким образом нам надо попытаться сохранить наши истоки, и чистоту помыслов, и в какой-то степени нам это удается. К сожалению, из современной жизни постепенно уходит то, чем мы когда-то так гордились. Молодежь рвется к новому, королевский двор не желает придерживаться тех правил, что когда-то были установлены для него. Дорогая одежда, иноземные повара, новомодные привычки… В этом не было бы ничего уж очень плохого, только вот в своем стремлении к новизне затаптывается и забывается то, что когда-то составляло одну из основ Закары -
– Не знаю… - чуть растерянно произнесла Олея. Она никак не ожидала такого вопроса, тем более обращенного лично к ней.
– Но ведь жизнь не стоит на месте, в ней всегда что-то меняется, приходит новое… Может, вам все же стоит чуть приспустить вожжи, или хотя бы немного их ослабить?
– А что скажете вы?
– взгляд старика устремился на Бела.
– Я понимаю ваши мысли, но и мне кажется, что перемены необходимы. Они все равно наступят, рано или поздно, так может, не стоит их искусственно сдерживать? Жизнь постепенно меняется во всех странах, то и дело приходит что-то новое, а следовать заветам предков - это, конечно, хорошо, но не стоит делать это уж настолько досконально…
– Во всяком случае, вы дали честный ответ… - старый священник какое-то время молчал.
– Я понимаю, что мои рассуждения во многом устарели, и даже в Церковном Совете кое-кто называет меня старым маразматиком, давно выжившим из ума, который не видит того, что творится у него под носом. Пусть так, но я понимаю и другое: нельзя откидывать в сторону то, что составляло основу твоей страны, твоего народа…
– Я не совсем… - снова заговорил Бел.
– Вы все еще не поняли причины моего поступка? Хорошо, я отвечу прямо и без того стариковского ворчания, которое вы только что слышали от меня: если то, что вы несете, попадет в руки чужаков, то, скорей всего, пойдет передел мира. Руславия - огромная страна, и когда ее начнут раздирать на куски, то, без преувеличений, это заденет если не весь мир, то большую его часть. Думаете, Закара останется в стороне от этих изменений и ее не коснутся эти потрясения? Если бы…
– Думаете, в случае самого неблагополучного развития событий Закара полезет в ту возможную дележку?
– помрачнел Бел.
– Пожелает участвовать?
– Можно не сомневаться - сунется в мясорубку, чтоб постараться урвать кое-что для себя. Впрочем, многие страны поступят так же, ведь найдется немало желающих ухватить крошки от того пирога под названием Руславия, который без зазрения совести начнут драть на куски Танусия и Уреал.
– И вы считаете…
– Я считаю, что подобное недопустимо. В Закаре сейчас и без того много недовольства, постоянно идет требование всяческих перемен, которые, кстати, поддерживает и правящий двор Закары. Пока что Церковному Совету удается сдерживать их желание перемен, но долго это продолжаться не сможет. Если же начнется передел мира, то многое в Закаре не просто изменится, а перевернется самым коренным образом. Я же этого не хочу…
Старик вновь замолк, но ни Олея, ни Бел ничего ему не говорили. Ясно, что священник еще не выговорился до конца. Когда же он заговорил вновь, в его голосе послышалась неприкрытая горечь:
– Знаете, я понял, отчего вас так усиленно ищут: явно, что кто-то в королевском дворце (и я молю бога, чтоб это не был сам король!) уже договорился с людьми из Вайзина, хотя в любое другое время не могло быть и речи о каком-то договоре с этими негодяями. Очевидно, там, наверху, уже решили, каким образом будут делить меж собой возможные блага, которые им принесут найденные артефакты. Церковный Совет при этом был или не оповещен (что является грубейшим нарушением при принятии столь важного решения), или же в нем участвовали лишь те, в лояльности которого правящий дом Закары полностью уверен. Значит, королем с самого начала было принято решение не посвящать в это дело весь Церковный Совет, и оттого была придумана байка о поиске двух опасных преступников - ведь Совет редко вмешивается в дела, связанные с криминалом. Оттого-то я впервые услышал об облаве перед самым началом проповеди, и то мне это было сообщено чуть ли между делом. Разве это не предательство?