Пертская красавица (ил. Б.Пашкова)
Шрифт:
исподней, покраснеют со стыда, так я посрамлю их в моей
мести! Но я дам ему еще последнюю возможность спасти
свою честь и свободу, перед тем как обрушу на него всю
беспощадную, неукротимую ярость моей злобы… Вот то-
гда-то, раз уж я тебе открылся… тогда мы ударим по рукам
на нашем договоре… Как я сказал? Ударим по рукам!.. Где
она, рука, которую Рэморни должен протянуть в подкреп-
ление своего слова?! Пригвождена к столбу для объявле-
ний? Или кинута вместе с отбросами бездомным собакам, и
в этот самый час они грызутся из-за нее? Что ж, приложи
свой палец к обрубку, и поклянись, что будешь верным
вершителем моей мести, как я – твоей… Как, сэр лекарь, ты
побледнел – ты, приказывающий смерти «отступи» или
«приблизься», ты трепещешь при мысли о ней или при
упоминании ее имени? Я еще не назвал, что ты получишь в
уплату, потому что тому, кто любит месть ради мести, не
нужно другой награды… Однако, если земли и золото мо-
гут увеличить твое рвение в смелом деле, поверь мне, от-
каза в них не будет.
– Они тоже кое-что значат в моих скромных желаниях,
– сказал Двайнинг. – Бедного человека в мирской нашей
сутолоке сбивают с ног, как карлика в толпе, и топчут,
богатый же и сильный высится, как великан, над людьми, и
ему нипочем, когда все вокруг теснят и давят друг друга.
– Ты вознесешься над толпою, лекарь, так высоко, как
может поднять тебя золото. Этот кошелек тяжел, но в твоей
награде он только задаток.
– Ну, а как с кузнецом, мой высокий благодетель? –
сказал лекарь, кладя вознаграждение в карман. – С Генри
Уиндом, или как там его зовут… Разве известие, что он
уплатил пеню за свой проступок, не уймет боль вашей
раны, благородный рыцарь, слаще, чем бальзам из Мекки,
которым я смазал ее?
– Он ниже помыслов Рэморни, и на него я не досадую,
как не злобствую на тот клинок, которым он орудовал. Но
твоей злобе впору пасть на него. Где его можно встретить
всего верней?
– Я все обдумал заранее, – сказал Двайнинг. – Напасть
на него днем в его собственном доме будет слишком дерзко
и опасно, потому что у него работают в кузне пятеро слуг.
Четверо из них – крепкие молодцы, и все пятеро любят
своего хозяина. Ночью, пожалуй, также рискованно, по-
тому что дверь он держит на крепком дубовом болту и
стальном засове, пока силой вломишься в дом, поднимутся
ему на подмогу соседи, тем более что они еще настороже
после переполоха в канун святого Валентина.
– Эге, правда, лекарь, – сказал Рэморни. – Ты по при-
роде своей не можешь без обмана – даже со мною… Как
сам ты сказал, ты узнал мою руку и перстень, когда ее
нашли валявшейся на улице, как мерзкий отброс с бойни…
Почему же, узнав ее, ты отправился вместе с другими
безмозглыми горожанами па совет к Патрику Чартерису –
обрубить бы ему шпоры с пяток за то, что якшается с
жалким ремесленным людом! – и приволок его сюда вме-
сте со всем дурачьем глумиться над безжизненной рукой,
которая, будь она на своем месте, не удостоила бы его ни
мирного пожатия, ни удара в честном бою?
– Мой благородный покровитель, как только я уверил-
ся, что пострадавший – вы, я изо всех сил старался убедить
их, чтоб они не завязывали ссору, но Смит и еще две-три
горячие головы стали требовать мести. Вы, мой добрый
рыцарь, верно, знаете, этот чванливец объявил себя по-
клонником пертской красавицы и полагает долгом чести
поддерживать ее отца в каждом вздорном споре. Тут, од-
нако, я ему испортил всю обедню, а это месть не шуточная!
– Что вы хотите сказать, сэр лекарь? – усмехнулся па-
циент.
– Понимаете, ваша милость, – сказал аптекарь, – Смит
не придерживается степенности, а живет как вольный гу-
ляка. Я повстречался с ним на Валентинов день, вскоре
после столкновения между горожанами и людьми Дугласа.
Да, я встретил его, когда он пробирался улочками и про-
улками с простой девчонкой-менестрелем: прелестница
сунула ему в одну руку свою корзинку и виолу, а на другой
повисла сама. Как посмотрите на это, ваша честь? Хорош
удалец: тягаться с принцем за любовь красивейшей де-
вушки Перта, отсекать руку рыцарю и барону, а затем
объявиться кавалером бродяжки-потешницы – и все на
протяжении одних суток!
– Вот как! Он вырос в моем мнении: даром что мужлан,
наклонности у него самые дворянские, – сказал Рэморни. –
По мне, уж лучше бы он был добронравным обывателем, а
не гулякой, тогда у меня больше лежало бы сердце помочь
тебе в твоей мести. Да и что за месть? Месть кузнецу! Как
если бы у меня вышла ссора с каким-нибудь жалким мас-
тером, выделывающим грошовые шевроны! Тьфу… И все
же придется довести дело до конца. Ты, поручусь я, кое-что
сделал уже для начала на свой хитрый лад.
– В очень скромной мере, – сказал аптекарь. – Я поза-
ботился, чтобы две-три самые завзятые сплетницы с Кэр-
фью-стрит, которых разбирает досада, когда Кэтрин име-
нуют пертской красавицей, прослышали о ее верном Ва-