Первая ступень
Шрифт:
– Нам всем? – Эвелин не понимала ровным счётом ничего. – Но разве они живые? Настоящие?
– И да, и нет. Это души детей, которых вскоре унесёт смерть. Тела многих из них убивают болезни, другие страдают от истощения и тяжёлых ран. В том доме было тридцать восемь детей; ты спасла тридцать четыре, и теперь они не умрут. Души вернутся в тела, и дети поправятся. Остались эти четверо.
Птица замолчала, давая Эвелин возможность высказаться или задать вопрос, но, поскольку услышанное ошеломило девушку и говорить она не могла, продолжила:
– Это Эми, – птица подлетела к девочке слева. – Ей пять лет, она любит котят, рисовать, своих родителей, прыгать
Эвелин шумно вздохнула и с умоляющим взглядом попыталась вставить слово, но птица, не обращая на внимания, продолжила рассказывать, на этот раз о мальчике рядом с Эми.
– А это Тадеуш. Тадеуш у нас спортсмен, и вот уж чья судьба как на ладони! Никаких крутых поворотов, никакой неопределённости, стрела его жизни непоколебимо и точно указывает на цель. Тадеуш станет всемирно известным боксёром, хотя сейчас, глядя на его тонкие руки, ты мне, возможно, и не поверишь.
– Но я…
– Жаль, что за победы придётся платить дорогой ценой, – резко перебила птица. – Смерть заберёт его через сорок семь лет – если ты не позволишь ей сделать это через два часа.
– Я готова идти прямо сейчас! – пылко воскликнула Эвелин.
– Не торопись, – мягко посоветовала птица. – Не делай выводы прежде, чем получены все данные, и никогда не действуй, пока не сделаны выводы.
– Ну хорошо, – буркнула Эвелин. – Хотя я уверена, что это ничего не изменит!
– Это Галиб, – птица подлетела к смуглому мальчику, который стоял справа от Тадеуша и глядел на Эвелин большими глазами испуганного зверька. – Галибу сейчас шесть, а в тридцать четыре он совершит важнейшее открытие в химии, которое в итоге позволит создать лекарство, способное победить рак на любой стадии.
– Ух ты! – восхищенно выдохнула девушка, не в силах отвести взгляд от мальчика.
– Или, – безжалостно продолжила птица, – в день, когда должно состояться открытие, он, опоясанный семью килограммами тротила, войдёт в вагон нью-йоркского метро. Погибнут двести четыре человека, и ещё триста восемнадцать получат тяжёлые ранения.
– Но… Почему? – в ужасе воскликнула Эвелин. – Он же учёный, с чего бы ему совершать теракт?
– Он не станет учёным, если его мать через два года не погибнет от рака. А она не погибнет, если муж успеет вовремя отвезти её в больницу. Успеть он может только в том случае, если перестанет относиться к её жалобам, как к пустым выдумкам. Но чтобы это произошло, надо, чтобы Галиб заступился за неё. Пока же он слишком боится отца. Однако в возрасте семи лет он познакомится со своим двоюродным братом Ахметом, который поможет ему преодолеть этот страх, – кстати, именно Ахмет и приведёт Галиба к шариату. Впрочем, может случиться и так, что страх преодолён не будет, и лишь смерть матери заставит Галиба освободиться от тягостного влияния отца и стать на свой путь – путь учёного.
– Но это… Это ведь ужасно!
– Это нормально. В жизни всегда именно так и происходит.
– Но если… Если я не спасут его, что тогда? Те люди не погибнут?
– Шанс есть, но он невелик. Если Галиб не войдёт в тот вагон, это сделает сам Ахмет, а если родители Ахмета предпочтут эмигрировать, на его месте окажется Лейла. И только если первенец Лейлы выживет, взрыв не состоится.
– Да уж, шанс один на миллион, – прошептала Эвелин.
– Тебе осталось познакомиться лишь с Анной, – птица кивнула белоснежной головкой в сторону пухленькой, совсем крошечной девочки справа от Галиба. – Анна проживет удивительную жизнь. Удивительную в своей простоте и незатейливости. У неё будет счастливое детство, спокойный период созревания, пылкая любовь в двадцать лет, замечательный муж, две дочери, пять внуков и двенадцать правнуков, надёжная и стабильная работа, крепкое здоровье до глубокой старости и смерть в девяносто восемь лет в окружении толпы любящих родственников.
– Ну хоть у кого-то всё хорошо! Или… Здесь тоже должен быть какой – то второй вариант? Кстати, почему их всегда только два?
– Потому что я озвучивают лишь два наиболее вероятных варианта. Десятки остальных почти наверняка не случатся, но, если хочешь, мы можем поговорить и о них, – спокойно ответила птица. – Правда, в этом случае Испытание завершится ещё очень нескоро.
– Ладно, ладно, я поняла, – Эвелин наморщила лоб. – Так что с этой Анной? У неё второго варианта нет?
– Озвученный наиболее вероятен. Ни одна из тридцати четырёх альтернатив не набирает вероятности более процента. Все вместе они составляют около трети от сотни и приводят к одному и тому же финалу: в шестнадцать лет Анна становится проституткой и в двадцать два умирает от передозировки героина.
– Что? – ошеломлённо переспросила Эвелин. – Значит, с вероятностью тридцать процентов она подсядет на наркотики и умрёт в муках совсем молодой? – девушка окинула малышку полным жалости взглядом.
– Да, – бесстрастно подтвердила птица. – Но, скорее всего, этого не произойдёт. Ну что, ты всё ещё готова спасать их всех?
Эвелин сдвинула брови и ненадолго задумалась.
– Конечно, – наконец сказала она. – Их судьбу они сами должны и решать, а вовсе не я. И потом, тут у каждого неплохие шансы на что-то хорошее, а если они сейчас умрут, ничего не будет.
– Хорошо. – Птица взлетела и закружила над ближайшим мостиком. – Тебе надо провести их по этой дороге до здания. Переступив порог, они исчезнут отсюда и вернутся в физические оболочки. Их тела выйдут из комы, а ты вернёшься домой.
Эвелин обрадовалась настолько, что даже забыла усомниться в этих словах. Она лишь улыбнулась Эми и протянула девочке ладонь, в которую та тут же вцепилась.
– Пойдём, ребята! – бодро сказала Эвелин, стараясь ничем не выдать волнение. – Сейчас мы с вами будем гулять по мостикам, это весело и, – она бросила взгляд вниз, на торчащие из земли колья, – совсем не опасно. Вы только держитесь за руки и ни за что не отпускайте друг друга! Всем всё ясно?
Дети вразнобой закивали.
– А почему они не говорят? – вскользь спросила Эвелин, осторожно ступая на первый мостик.
– Они не могут. Это же не сами люди, а их души. Души не могут говорить на тех языках, которые знакомы телам. Астерийский они понимают, но сами выражаться на нём не умеют: для этого нужны хотя бы минимальные способности к магии. У большинства людей их нет.
– И ты рассказывала про их судьбу в их же присутствии! – запоздало возмутилась Эвелин. – Да как же так можно!