Первое грехопадение
Шрифт:
Передохнув, мы опять принимались за дело. Стог становился выше и круче, и я, с трудом сохраняя равновесие, балансировал на сужающемся пятачке. И вот наступил момент, когда я подмял под себя последний навильник сена. Утрамбовав его, я перевёл дух. Кончено! Поджилки мои тряслись, и я лёг на живот, распластав в стороны руки и ноги. Не дай Бог свалиться со стога да ещё вместе с вершиной - будет тогда дело... Немного погодя, Зина подала мне связанные попарно жердинки, я аккуратно уложил их крест-накрест - это чтобы ветром не растрепало макушку. И только после этого, осторожно съехал со стога на спине. На негнущихся ногах я отошёл на
– Коль, а тебе можно наниматься стога вершить, - улыбаясь, сказала Зина.
– Не у каждого так красиво получается.
– Скажешь тоже.
– А что, на кино заработаешь, - сказала Тоня.
– Жаль только - покос закончился.
Мы все вместе посмеялись, а потом обчесали стог со всех сторон граблями, начёсанное сено подбили под основание и стали собираться домой. Сборы были недолгие: грабли с вилами на плечи, топорик за пояс - и вперёд! Настроение у всех было лучше некуда. Теперь можно немного расслабиться и отдохнуть вволю. А то я уже не помню, когда в последний раз играл с ребятами.
Немного отойдя от покоса, Зина с Тоней, как я и предполагал, стали собирать букеты, потихоньку что-то напевая. Мы с мамой, поджидая сестёр, остановились. Стог издалека выглядел ещё красивее и напоминал голову великана в богатырском шлеме из сказки "Руслан и Людмила". Для полноты картины не хватало самого Руслана на резвом коне и с копьём наперевес. Я улыбнулся собственным фантазиям.
– Любуешься?
– спросила мама.
– И вправду, аккуратный стожок получился. Да и сено у нас нынче, не сено - чай! Молодец, сынок.
– Мам, я же не один его ставил.
– Да все вы у меня молодцы. Все...
По случаю окончания покоса мама решила приготовить особенный ужин. Ещё утром, пока мы спали, она успела заколоть петушка, чтобы вечером попотчевать нас настоящим куриным супом с домашней лапшой. Гулять, так гулять!
За стол сели уже ближе к вечеру. Сегодня воскресенье, а по воскресеньям в поселковой бане женский день. Пока мама с девчатами ходили в баню, я ополоснулся нагревшейся за день водой из бочки, полил грядки и, хотя была не моя очередь, встретил Дуську. Не ходить же Тоне после бани за коровой.
И вот сидим за столом, но не в кухне, как в обычные дни, а в комнате; куриный суп дразнит нас неописуемым ароматом, На середине стола в отдельной тарелке - сам петушок, с торчащими в разные стороны ножками. Зина с Тоней успели после бани принарядиться и сидят рядышком - румяные, красивые. И мама красивая: она тоже переоделась в чистое, и лицо её, тронутое мелкими морщинками, порозовело.
– Я вот что подумала, девочки, - перед тем, как начать ужинать, сказала мама, оглядывая нас.
– Теперь и в нашем доме появился мужчина. Как вы считаете?
– Конечно появился! Ещё какой!
– почти в голос воскликнули Зина с Тоней и, глядя на меня, заулыбались.
А мама вдруг тяжело вздохнула и сразу как-то сникла. Улыбка сошла с её лица, она подняла голову и посмотрела на фотографию отца, висевшую на стене в простой деревянной рамке
– Времечко-то как бежит..., - сказала мама, тут голос её дрогнул, и она тихо прошептала: - Господи! За что?..
Её плечи мелко-мелко затряслись, из открытых глаз потекли слёзы. Мы притихли, уставясь глазами в стол. Но вот и девчата склонились к маме, обняли её за плечи и заревели в голос. Я долго крепился, к горлу подкатил удушливый шершавый ком, защипало в глазах. В конце концов, я не выдержал и выскочил во двор. Крепко, до боли в скулах, я стиснул зубы, зажмурился и поднял лицо вверх. Мне хотелось завыть - завыть от жгучей жалости к маме, к сёстрам, к себе...
Так я простоял несколько минут, сдерживая себя, чтобы не расплакаться, но слёзы сами собой текли из-под плотно сжатых век...
Немного погодя, я рукавом рубахи просушил мокрые глаза и вернулся в дом. Все уже успокоились, тихо о чём-то разговаривали, но, пока меня не было, никто к еде не притронулся.
После ужина Зина и Тоня быстро собрались и упорхнули на танцы. Мама, убирая со стола посуду, сказала:
– А ты что сидишь? Всё книжки да книжки, шёл бы прогулялся. Вот зарядят дожди - тогда и начитаешься.
Я вышел на улицу. Сумерки уже опустились на посёлок, и дальние дома были едва различимы, сливаясь с лесом. Прохладный ветерок холодил тело под рубахой, напоминая, что осень не за горами. Может быть, Галка приехала, с надеждой подумал я, шагая по дороге. Я вдруг остро почувствовал, что мне очень не хватает её, особенно в последние дни. Как хочется услышать её торопливый, мягкий говорок, увидеть зелёные искорки в глазах, её озорные конопушки! Перед отъездом она сказала, что пробудет у тёти до самой школы, а до школы ещё больше недели. Какими же длинными станут для меня эти дни! Скучает ли она, как скучаю я? А что, если и там у неё есть дружок? Эта мысль больно скребанула меня по сердцу, и в груди как-то нехорошо заныло.
Танцплощадка, куда я направлялся, располагалась неподалёку от конторы, и, подходя к ней, услышал звуки аккордеона. Вот здорово! Значит, сегодня у Феди Рябова "вдохновение".
Дядя Федя нравился мне, пожалуй, больше других мужиков в посёлке и совсем не потому, что здорово играл на аккордеоне. Было в нём нечто такое, что отличало от других. Я никогда не слышал, чтобы он когда-нибудь матерился прилюдно, даже будучи в крепком подпитии. А для нашего посёлка - это почти подвиг. Видно, в душе его не совмещались любовь к музыке и брань. Высокого роста, крепкий и сильный, он никогда не вступал ни в ссоры, ни в драки, хотя мог, шутя, совладать с любым. Мужикам, вроде бы и делить было нечего, но, случалось, подопьют, слово за слово - и давай кулаками махать, да рубахи рвать. Но, если Федя оказывался поблизости, до расквашенных носов дело не доходило. Возьмёт кого-нибудь из зачинщиков за шиворот, встряхнёт, как кутёнка, и отбросит в сторону. И никто на него не обижался.
Как-то в бане (тогда мне было лет десять) Федя вышел из парилки и присел на лавку рядом со мной. От его пышущего жаром тела на меня сразу повеяло силой и мощью. Такие фигуры, с широкими плечами и выпуклыми мышцами, я видел только в книжках о Древней Греции. Сам Геракл сидел передо мной - ни больше, ни меньше. А как он парился! Когда он влезал на полок и поддавал пару, мужики горохом сыпались вниз, прикрывая головы вениками. Зимой - мороз не мороз - выскочит из бани и в сугроб с головой. И пар от него такой, будто снег закипает. Покатается Федя в сугробе, разотрётся с головы до пяток снегом и опять на полок.