Первое задание
Шрифт:
Тихон растерялся.
— Таня, Танечка! Перестань плакать. Объясни, в чём дело?
А ей тепло этих слов показалось неестественным и неправдоподобным. «Неужели все уже знают о моём позоре?!» — И она грубо ответила:
— Нечего возле меня вертеться!
Тихон мгновенно обиделся, а она стояла оцепеневшая, неприступная, похожая на взъерошенного воробья.
— Таня?
— Не нужно!
— Что случилось?
— Не твоё дело!
— Танечка!
Она молчала.
— Смотри, — чтобы хоть что-то сказать и отвлечь её от мрачных
Она ничего не ответила, ушла в землянку и унесла с собой всё — доброту ясного утра, синеву глаз, восторженность и радость.
В глухую лесную деревушку Медведевку в пятницу днём приехали партизаны. Их было немного, и они сразу разбрелись по деревушке, не забыв ни одной хаты. А через пару часов дружно заскрипели крестьянские подводы, нагружённые ребятишками и кое-каким нехитрым деревенским скарбом. Лихие, лет двенадцати-четырнадцати извозных дел мастера, весело гикая и посвистывая, подгоняли своих вислоухих пузатых лошадёнок в лес, на дальнюю, глухую поляну. Хозяйственные медведевские женщины прихватили на всякий случай своих кормилиц, и поэтому обоз, кроме делового крика и воинственного вопля увозимых от греха подальше ребят, сопровождался мычанием коров, блеянием коз и овец, бестолковым кудахтаньем кур.
А вечером в осиротевшей, притихшей деревушке появился взвод партизан под командой Потапова. С ним приехал и Николай. Партизаны выставили дозоры вокруг деревни, по-хозяйски обосновались в школе и двух соседних домах. Вскоре из чердачных окон на пустынную площадь, улицу и лес уставились тупорылые «максимы», остроносые стволы ручных пулемётов, автоматы и винтовки. Каждый боец имел своё место.
В это время партизанский отряд неторопливо подвигался к Медведевке. Командир с комиссаром ехали верхом рядом.
Густой, липкий чернозём смачно чвакал под копытами, в стороны разлетались большие жирные брызги.
— О чём задумался? — весело спросил комиссар.
— Совестью мучаюсь: напрасно мы разрешили Николаю участвовать в операции. Зачем этот риск?
— Последнее дело: решить, сделать, а потом по-бабьи охать да ахать.
Но Иван Иванович не обиделся на резкость друга.
— На поводу пошли, уговорил, как детей!
— Ещё что?
— Ещё не совсем понятно, почему Шварца мы должны приберечь, оставить живым и на свободе?
— Неужели не понимаешь?
— Так точно.
— Какой же дурак будет убивать на мясо дойную корову? Убьём Шварца — поставят другого, положение Наташи усложнится.
— Это понятно.
— А в чём же тогда дело?
— Надоел он мне!
— Это в тебе чувства говорят, а ты разум подключи.
— Убедил, — заражаясь оптимизмом друга, сказал Иван Иванович и слегка огрел жеребца плёткой. Свист рванул вперёд и понёс по обочине дороги, загребая и разбрасывая задними ногами крупные комья земли.
Утром деревню окружили основные силы партизан,
Ясное солнечное утро сменил дождливый, пасмурный день, но это не могло испортить приподнятого настроения партизан. Вчера было принято официальное сообщение об окружении и начале уничтожения громадной фашистской армии под Сталинградом. В Кавказских горах гитлеровские дивизии, неся большие потери, безуспешно топтались на крутых перевалах, и черноморское побережье Кавказа так и осталось для них розовой мечтой.
Красная Армия начала своё могучее наступление…
Шварц не сомневался в полном успехе предприятия по захвату партизанских вожаков. Главная ставка в его плане делалась на неожиданность, быстроту и большое превосходство в силе.
Фашисты — всего около ста пятидесяти человек — двинулись к Медведевке на грузовых машинах с двух сторон. Километрах в пяти от деревни колонны были обстреляны жидким оружейным огнём, который после первого же организованного залпа гитлеровцев прекратился. «Всё правильно, они такой силы не ожидали», — подумал Шварц. В это же время серая, невзрачная личность приблизилась к остановившейся машине и елейным голоском проговорила:
— Дальше всё свободно. Желаю успеха, господин майор.
— Отлично! — самодовольно ответил Шварц и приказал дать полный газ.
Дорога до деревни была пустынна. Только уже на самой окраине капитан Фогель, ехавший на первой машине, увидел седого старика в старой, рваной шубе и заячьем треухе. Дед пас гусей и, часто размахивая хворостиной, проклинал вслух своих горластых подопечных.
— Эй, дед! — крикнул Фогель, высунувшись из кабины.
— Чаво, родной? — с готовностью ответил тот, мелкой трусцой подбежал к машине и приложил руку к уху.
— Ответь мне, дед, кто в деревне есть?
— Народу нету. Почитай, только я да гуси.
— Скажи, дед, а кто сейчас в школе есть?
— Кто его знает? Приехали недавно какие-то. Пьянствуют, шумят. Может, бандиты. С другой стороны поглядеть — на начальников смахивают: в ремнях, с пистолетами.
— Стоп! Много их?
— Кого?
— Начальников этих.
— Полно! Как у дурака махорки.
— Что это значит — «полно»?
— Ну, много.
— Сколько?
— Десяток да хлопцев с дюжину.
— Что есть «дюжина»?
— Двенадцать душ, не боле!
— Спасибо, дед, сейчас мы их будем ловить, ваших начальников.
— Какие они наши? Нам начальство ни к чаму. Всё равно что попу гармонь.
Дед что-то ещё кричал, но Фогель его уже не слышал. По команде Шварца вверх взлетела зелёная ракета, и в деревушку, рыча моторами, с двух сторон рванулись машины с гитлеровцами. Уверенные в безнаказанности, они выпрыгивали из машин и без опаски окружали школу.