Первым делом
Шрифт:
— Ладно, мне самому не хочется своих же бойцов в расход пускать, — наконец решился начальник, — час-два у нас действительно есть… сделаем так — вы сидите здесь тише воды и ниже травы, я связываюсь с вашим штабом, а дальше решаем по обстоятельствам. Царёв, караулить этих двоих с удвоенной силой, ясно?
Царёву всё было ясно ещё и до этого, и они оба очистили от своего присутствия нашу гауптвахту.
— Ты как хочешь, — тут же сказал мне Толик, — а я бы всё-таки свинтил бы отсюда от греха подальше. А то ведь шлёпнут нас, как пить дать шлёпнут…
— А кто он такой, этот Жуков, и что здесь делает? — решил уточнить я этот момент… не то, чтобы я совсем не знал, кто он такой, но подумал, что лишняя информация, актуальная на текущий момент, совсем не помешает.
— Жуков Георгий Константинович, — монотонно начал Толик, — во время Мировой войны был унтером на Юго-Западном фронте, получил Георгиевский крест за храбрость, в Гражданскую в рядах Красной армии воевал под Уральском… да-да, где Чапаев был… и под Царицыном, потом давил Антонова на Тамбовщине, потом резко пошёл в гору, до комдива дослужился. В июне его сюда послали исправлять положение дел на фронте, присвоили по ходу дела комкора — вот он и исправляет таким образом положение дел…
— Ясно, — ответил я, — я в общем и целом согласен с тобой, что свалить бы отсюда надо, хотя бы временно, но как это сделать, представляю не очень… может ты расскажешь?
— Как-как, — перешёл на шёпот Толик, — нас охраняет один-единственный Царёв, и тот недотёпа какая-то, стукнуть его по голове и сбежать в степь. До утра перекантуемся где-нибудь, а там может Жуков уедет, может наши ребята подъедут или ещё чего случится… но если сидеть без движения, то моё шестое чувство подсказывает, что утра мы живыми не дождёмся.
— Хороший план, — таким же шёпотом ответил я, — ну а если Жуков не уедет, а наши не подоспеют — тогда что? За побег из-под стражи ведь срок дополнительный навесят.
— А если не побежим, навесят дополнительную пулю в лоб, — с суровой прямотой врезал мне Толик, и я не смог с ним не согласиться.
— Тогда надо зазвать этого Царёва внутрь, а там уж… — предложил я, — давай, как будто с тобой что-то случилось, приступ вдруг начался, ты тут лежать, значит, будешь (и я очертил руками пространство неподалёку от входа), я типа пытаюсь с этим что-то сделать… пойдёт?
— Пойдёт, — мрачно согласился Толя, — сильно только не бей этого Царёва, он нам ничего плохого ведь не сделал….
Короче говоря, дорогие товарищи и граждане, ничего хорошего из хитро задуманного плана нашего побега не осуществилось. Целиком и полностью пошёл он псу под хвост, наш хитроумный план, потому что Царёва-то мы обезвредили без проблем, а вот покинуть расположение части оказалось нам не по силам — сразу же мы наткнулись на вооружённый патруль, который поставил нас лицом к стене очередной палатки, обшмонал, а потом представил пред ясные очи того самого военного инженера, фамилия у него, кстати, оказалась Гатауллин, татарин очевидно.
— Тэээк, — нехорошо прищурился на нас Гатауллин, — сбежать собрались, голубчики? А мне сразу ваши рожи не понравились — уж не из тех ли вы белоэмигрантов, которые на стороне японцев выступают? Больно речь у вас обоих чистенькая, у нас в Советской России так не говорят… Царёв, Мельников — отведите их обоих за конюшню, да и выведите их в расход.
Крыть нам было вообще нечем — сбежать собрались? Ещё как. На белогвардейские морды похожи? Спорный вопрос, конечно, но как они на самом деле выглядят, морды наших бывших соотечественников, никто ж не знал, так что и тут мы в пролёте. И ничего нам с Толиком не оставалось, кроме как понуро проследовать к указанному месту расстрела. По дороге ещё и на товарища Жукова напоролись вторично.
— Ага, — радостно поприветствовал он нашу процессию, — допрыгались, вражины? А давай я лично вас расшлёпаю! — предложил он свою дружескую помощь конвоирам Царёву с Мельниковым.
— Товарищ комкор, не положено, — отвечал Царёв, как старший по расстрельной команде. — У нас приказ сделать это лично.
— Ну ладно, — остыл Жуков, пряча револьвер в кобуру, — валяйте исполнять приказ.
И мы проследовали в самый дальний угол лагеря, миновали конюшни, откуда резко шибануло в нос конским потом и навозом.
— Ну чего, — уныло сказал я Толику, — давай прощаться что ли… недолго мы повоевали за советскую власть…
— Ты погоди прощаться-то, — спокойно ответил мне он, — слышишь гудит чего-то?
— Да, — отозвался я, — вроде б самолёт летит какой-то…
— Не какой-то, а наш родной А7-бис… точно он, я его по звуку влёт определяю… а это значит что?
— Что это по нашу душу летят, тут ведь на всём фронте их пять штук всего, и все в нашем подразделении. Надо время потянуть, да?
— Молодец, быстро схватываешь — какие будут предложения?
Вместо того, чтоб языком молоть, я обернулся к своим конвоирам и просто спросил:
— Братки, покурить перед смертью не дадите?
Братки переглянулись, и Царёв вытащил из кармана кисет, а Мельников обрывок газеты с названием «Красная звезда».
— Покурите, конечно, ребята, — просто сказал Царёв, свёртывая самокрутку, — а то неизвестно, дадут ли вам табачку в небесном-то царстве. Одной на двоих хватит?
Мы согласились с одной, первым затянулся Толик.
— Ядрёный табачок, где брали?
— У нас на Тамбовщине везде такой растёт, — ответил Царёв, — из дому прислали.
— А где ты там живёшь, на этой Тамбовщине? — решил поддержать разговор я, — просто у меня там куча родственников, в Моршанске и в Покрово-Марфине.
— Ну надо ж, — отозвался он, — а я из Сосновки, двадцать верст от Моршанска. И как зовут твоих родственников?
— Половина Хопровы, другая — Сокольниковы.
— Знал я одного Хопрова… как его… Лёхой вроде звали, а жена у него Феня, это не они?
— Дядей он мне приходится, — сказал я, а самокрутка тем временем к концу подошла.