Первым делом
Шрифт:
— А сколько мы до Минска ехать-то будем? — спросил за обедом Толик.
— Примерно столько, сколько от Москвы сюда ехали плюс ещё одна ночь, — ответил Миль. — Неделю где-то.
— То есть если сегодня 24 августа, то на место мы попадём к 1 сентября? — уточнил я.
— В школу захотелось? — подколол меня Толик.
Что Первая мировая война должна начаться 1 сентября, я ему объяснять не стал, а подтвердил, что да, в школе давненько не был. А потом я заткнулся и погрузился в свои невесёлые мысли, что нами со всеми станется на этом переломе эпохи… Гитлер же поляков
В этих тягостных раздумьях я немного выпал из текущей реальности, а когда вернулся туда, оказалось, что бойцы вовсю обсуждают достоинства нашего средства передвижения.
— Говорят, что в этом вагоне раньше Блюхер ездил, — высказался Толик, — а до него Тухачевский…
— Ага, а ещё до этого Троцкий, — предположил я, — ты бы поменьше болтал на эти скользкие темы-то…
— А я чего, я ничего, вагон хороший, удобный… а если совсем уже вглубь веков смотреть, то здесь мог и царь ездить.
— Брехня это, — отрезал я, — я был один раз в вагонах царского поезда в этой, как уж её… в Гатчине — там столовая занимала целый отдельный вагон, штабной вагон тоже на всю длину был, без купе, а еще отдельно вагон-кухня, спальня царя и 3–4 вагона для родственников и обслуги. Сделано всё по высшему разряду — сплошной морёный дуб и бархат, ручки позолоченные, а не латунные, как у нас…
— И когда ж ты сумел в Гатчине побывать? — озадачился Миль.
— Не помню, — хмуро ответил я и поспешил перевести тему в более безопасную нишу, — Михал Леонтьич, а что у нас будут за задачи в этом Минске, пояснили бы немножко?
— Поясняю, — отложил в сторону ложку Миль, — мы будем прикомандированы к одиннадцатой армии под командованием комдива Медведева.
— Никифора Васильича? — вылез со своим вопросом я.
— Точно, знаешь его?
— В санатории вместе лечились, в Гаграх.
— От чего лечились-то?
— От гастрита в основном.
— Ничего себе у тебя знакомства, — не выдержал Толик, — может ты и с товарищем Ворошиловым на короткой ноге знаком?
— Про Климент Ефремыча врать не буду, никогда его не видел, — ответил я, — а вот с Медведевым в соседних палатах лежали…
— И какой он из себя, этот Медведев? — видно было, что Толик спросил это чисто для галочки.
— Типичный красный командир, — быстро нашёлся я, — всего боится.
— Так по-твоему типичность красных командиров в их боязливости заключается что ли? — удивился Миль.
— Ну сами посудите, Михал-Леонтьич, — отвечал я, — время-то сейчас какое… шаг влево-вправо без вышестоящей команды чреват самыми непредвиденными вещами…
— Это верно, это верно… — пробормотал себе под нос Миль, и на этом наша беседа сама
Всё на свете когда-нибудь, да заканчивается, завершилась и эта наша бесконечная, как казалось, поездка по бескрайним горам и долам России-матушки. Москву мы проехали ночью, без остановки, чтобы не было соблазнов нарушать распорядок дня, я так думаю, и 31 августа, как и было обещано ранее, причалили к перрону станции под оригинальным названием Мачулищи. Как сказал нам суровый железнодорожник на станции, это место находилось немного южнее столицы Белоруссии. И здесь нам предстояло выгрузиться.
— Есть знатоки местной мовы? — спросил Толик. — Как переводятся эти Мачулищи на русский?
Вызвался отвечать один из наших лётчиков, Петей его звали.
— У меня родственники по материнской линии откуда-то отсюда, учили меня немного белорусскому в детстве, так что могу сказать, что название по-видимому произошло от такой хреновины «мачыло», в ней раньше замачивали лён с коноплёй.
— А зачем замачивать эту коноплю? — спросил я.
— Бабка рассказывала, что для прорастания — там какие-то полезные вещества выделяются, если семена залить водой и оставить их на сутки, на двое…
— Так, — тут же зацепился за него Миль, — а ещё что про это место сказать можешь?
— Да ничего особенного тут нету, деревня деревней… когда-то совсем давно была вотчиной литовского какого-то князя, потом церковь на неё лапу наложила, церковь вон есть, католическая, живёт примерно 500 душ. А при советской власти церковь закрыли само собой, а сейчас решили аэродром, по всему видно, рядом построить — вот и всё, что я знаю.
Тут прибежал запыхавшийся вестовой и начал рулить разгрузкой машин, а нам предоставили целую газовскую полуторку, дабы доставить в расположение части, 184-го истребительного авиационного полка. Мы и прибыли в расположение буквально через десять минут, тут всё недалеко было. А в воротах части нас ждал сюрприз — там стояла девушка Варвара и приветливо махала нам ручкой.
— Привет-привет, — первым обрадовался ей я, — ты тут какими судьбами?
— И вам всем не хворать, — весело отвечала она, — командировали меня сюда, чтоб хозяйственными делами части занялась.
— Это здорово, — сказал наконец своё слово старший из нас по фамилии Миль, — тогда показывай, что тут из хозяйства нашим будет.
Варя (фамилия у неё, кстати, была самая простая и самая распространённая — Кузнецова) повернулась и проводила нас до казармы, где нам и было отведено место в дальнем левом углу.
— А ты тоже тут что ли жить будешь? — спросил я у неё.
— Нет, конечно, меня в семейное общежитие определили, это вон там, — и она махнула рукой направо.
— Мне тут нравится, — сказал я, оглядев предоставленное помещение, — а пищу где нам принимать предстоит?
— Это рядом, вон то здание, откуда дым идёт, — и она показала в окно. — Аэродром тоже совсем неподалёку, туда уже завезли с десяток ишачков, наши А-седьмые вон в тот ангар должны определить.
Вечером, когда суета с переездом и обустройством спала, я вытащил Варвару погулять по окрестностям.