Первый детский симфонический (повесть о казанской жизни 70-х)
Шрифт:
Как ни странно, Азат побаивался моей пятигорской бабушки, хорошо знавшей его младшеклассником. Точнее, не побаивался, а как-то, случайно сталкиваясь на улице, сторонился, активно ее избегал. Почему? Бабушка, педагог во втором поколении, «Отличник народного просвещения», «Заслуженный учитель РСФСР», очень любила пообщаться с моими друзьями подчеркнуто дружелюбно, ласково. Вот и завидев Азата на улице, всегда подходила к нему с открытой улыбкой: «Привет, Азатик! Ну, что, мой милый дружочек, как твои дела?» Причем совершенно не «просекала» ситуации: «дружочек» мог стоять с пацанами, покуривая (папиросу он сразу бросал) и «конкретно базаря» нарочито хриплыми, типа, приблатненными голосами. Разок подобное забавное «рандеву» происходило при мне. Бедный «Азатик» терялся, начинал ёжиться, озабоченно озираться. У пацанов «выпадал глаз» и отвисали челюсти: чё-чё? Мы не ослышались? Грозный Таук, «аказыц-ца», «милый дружочек Азатик» этой странной е...той бабки? И ведь не нахамишь, не пошлёшь подальше — человек, как-никак, подошел к тебе искренне, с открытым сердцем.
Да уж... Я пытался объяснить бабушке ситуацию, втолковать момент, но она решительно не «врубалась», дескать, я что, не могу подойти поприветствовать «хорошего мальчика»? «Ты что, мне, старой заслуженной учительнице, еще будешь рассказывать, как нужно общаться с детьми?» Необходимо упомянуть, что в Пятигорске, где прошла ее основная педагогическая деятельность, гопников не было вообще. А Генка, сосед бабушки по дому, «отрекомендованный» ею как «ужасный хулиган городского масштаба», совершенно не впечатлил. Мой наметанный глаз сразу оценил: не-не-не — жидковат, в Казани этот чувак не потянул бы даже на авторитета средней руки.
Азат неплохо играл в футбол и хоккей за бывший мой «А»-класс, а когда его расформировали, судил матчи чемпионатов старшеклассников. Физруки доверяли ему: пацан авторитетный, его судейские решения никогда не вызывали несогласия и споров у игроков. Помню, как после обидной пропущенной мною «банки», он, вынимая шайбу из ворот, назидательно изрек: «Вот, Петя, это тебе не на пианине играть!»
Еще до окончания мною школы, Азат получил свой первый срок — год, за драку. В бытность мою студентом, отправился во вторую «ходку», более длительную. А когда я уже проживал в Сибири, он сел в третий раз, теперь уже надолго. По слухам, стал на зоне авторитетом, «смотрел» за карточными играми.
Но годы третьей «ходки» Азата совпали по времени с периодом колоссальных перемен как в стране, так и в криминальной жизни: во весь рост поднималась новая хищная поросль — знаменитая «братва» девяностых, поначалу не признававшая старые «добрые» воровские традиции. Хотя, со временем, «братков», попадавших на зоны, заставили считаться с ними. Оказавшись как бы на изломе эпох, Азат, освободившись с зоны, толком не «вписался» в новую жизнь. «Улица» изменилась до неузнаваемости: «пушки», «крыши», «стрелки», проценты, «откаты», «счётчики». Прежнего пиетета не стало, плюс отсутствие образования, специальности, да и на работу с тремя судимостями попробуй устройся. Хорошо хоть, что поддерживала семья, горячо любимый сын.
Пару раз мы с ним, в те годы, встретились. Улыбались, обменивались дежурными фразами, справлялись об общих знакомых — кто где и как. Но общения не получалось: мы словно с разных планет прилетели. Однако было приятно узнать, что Азат, по слухам, гордился наличием «друга-учёного».
Общая неустроенность и неудовлетворенность жизнью, к большому сожалению, привели к пагубному пристрастию, закончившемуся трагически: Азат преждевременно ушел из жизни, царство ему небесное. Вот я и думаю: останься он самим собой — и по-другому сложилась бы жизнь. Но, не смотря ни на что, Азатик остался в моей памяти добрым обаятельным мальчишкой с замечательными ямочками на щеках, который так и не смог вспомнить, что же означает фраза «ваш кафтан стоит по-прежнему».
* * *
«Не бойтесь быть хорошими!»
Так называлась передача для школьников, которую вёл на республиканском телевидении кандидат педагогических наук Михаил Бушканец. Произносил он название своей передачи своеобразно: «Не бойтесь быть «ха-о-шими»!», но это так, деталька. Ему удалось очень точно уловить и облечь в короткую ёмкую фразу суть внутреннего личностного конфликта очень многих подростков.
Передача была популярна, в ней участвовали ученики казанских школ. Обычно обсуждались различные общенравственные, гуманитарные темы. Для создания соревновательного духа приглашались ученики двух (именно двух!) школ. Задумано тонко: «свои» подсознательно тянулись к «своим», поддерживая точки зрения друг друга. Получался увлекательный двусторонний интеллектуальный поединок, часто возникали горячие споры, мнения расходились. Ведущий умело вёл диспут, направлял тему, вбрасывал мысли, подсказывал, помогал выйти из «штопора», когда выступавший запутывался в собственных рассуждениях, мягко гасил раздражение и агрессию, если градус споров повышался. Но иногда школяры зажимались и молчали, как партизаны на допросе, несмотря на все старания педагога «раскочегарить» участников «телешоу». Стоит отметить, сейчас народ намного более раскован перед телекамерами, чем тогда, особенно молодежь. Да и престиж и значимость самого факта показа по телевидению были несравнимо выше нынешнего. Фраза «меня по телеку показывать будут!» звучала магически. Раз в телевизоре — значит, крут!
Что ж, замысел был великолепен: школяры раскрывались, пытались разумно рассуждать, аргументировать, старались выглядеть лучше. И в тот момент, конечно же, не боялись быть хорошими! Их мнение было не просто замечено, выслушано и одобрено, но еще и, благодаря телеэфиру, растиражировано. Действительно, сидят в студии настоящие «живые» пацаны и девчонки, спорят в непринужденной манере, озвучивают правильные мысли, многие из которых, возможно, оставили бы при себе в повседневном общении со сверстниками, в силу некой доминирующей коллективной установки или ложных предубеждений. Внимали их речам и юные телезрители: раз это звучит с телеэкрана, значит... Помимо несомненной пользы для самих участников телепрограмм, услышанное по «телеку», глядишь, западёт полезным зернышком кому-то в душу и даст хороший всход. Михаил Бушканец всячески поддерживал верные мысли, не скупился на похвалу выступавшим, а в завершение, благодаря школьников за участие в передаче, всегда искренне всем желал: «Не бойтесь быть хорошими!» Молодец человек!
Довелось поучаствовать в этой передаче и мне. Представители от нашей школы утверждались директором лично. Предстояло «сразиться» со сборной специализированной математической школы №131, или, как ее кликали в народе, «стотридцатки» — туда, в разное время, перешли учиться несколько человек из нашей школы. Капитаном команды «стотридцатки» как раз и являлся бывший наш ученик Саша Курмышкин. Тема передачи: «Век техники или век человека?» Запись происходила на той же телестудии, где тремя годами раньше звучал «Марш Сайдащева» в исполнении оркестра Макухо.
Соперники не понравились нам сразу: снобизм и высокомерие читались на их лицах — фу-ты, ну-ты, спецшкола, блин. А мы кто? Так, обычная «рабоче-крестьянская» школа — мы ощущали почти что классовую неприязнь. Естественно, они утверждали, что «век техники», а мы, тоже совершенно естественно, что «век человека» — а как по-другому? Словом, «заруба» была нешуточная. Бушканец почувствовал их несколько пренебрежительное к нам отношение, самолюбование, легкое высокомерие, сквозившее в каждом выступлении представителя «стотридцатки», поэтому незаметно стал подыгрывать нам: чаще давать слово, соглашаться с нашей позицией, мягко останавливать самозабвенно «токующих» математиков. К тому же, какой, к чертовой матери, «век техники»? Человека! Человек превыше всего! Справедливости ради, отмечу, что Курмышкин, которого я немного знал лично (его родители преподавали математику в нашей школе), всё же лишнего не усердствовал, возможно из-за того, что жил по соседству, и «перегиб палки» мог выйти ему боком: большинство наших пацанов смотрели эту передачу.
С телестудии по домам нас подвозили на служебном автобусе. В салоне мы, представители обеих противоборствовавших сторон, старательно не замечали друг друга, еще не успев отойти от ожесточенного, почти «идеологического» противостояния. И вдруг я поймал себя на мысли, что мне физически не хватает Шампуня с Куцым для продолжения «басара» со «стотридцаткой» в несколько ином «формате». Как пел Высоцкий, «настоящих буйных мало...» Но... нужно же «быть хорошими», как пожелал нам Бушканец.
После показа передачи авторитет участников теледиспута в школе резко вырос. Некоторые гопники даже одобрительно похлопывали по плечу: «Не, вы нормально всё-таки этим … (нехорошее слово) врезали! Нефиг им! Подумаешь, «стотридцатка», блин!»