Первый генералиссимус России
Шрифт:
ГЛАВА ПЯТАЯ,
в которой рассказывается о Белгородской засечной черте, подлежащей инспектированию курским воеводой Шеиным, и о происшествии, случившемся при этом
С тяжелым сердцем покидал Курск Шеин. А еще и с двумя сотнями казаков, конной сотней стрельцов и тремя сотнями жильцов.
Казаков возглавлял сам голова Щеглов, стрельцов — сотник Глеб Заруба, невысокий, коренастый мужик лет сорока с небольшой окладистой бородкой, черными очами и курносым носом. Старшим у жильцов был Никита Силыч Анненков. Никита хоть и не из старинного боярского рода, но и не из нововведенцев. Высок, строен, русоволос
Взяты в степной поход были и приказные. Две «строки, два «крапивных семени». Хоть и не военные люди, но без них, как без рук. Коснись какой документ по итогам проверки острожка или по иному чему составить — кроме подьячих, почитай, и некому. Не самому же воеводе менять меч на гусиное перо, в самом деле?..
А вот дьячка церкви Николы на торгу Пахомия никто не брал. Он сам к воинству прибился. Увидев немолодого дьячка, восседающего на лошадке (кто-то из казаков одолжил), воевода был удивлен.
— Этот-то зачем? — спросил недовольно у своих помощников.
— Да молитвы прочесть, — не замедлил с ответом Щеглов.
— Сами разве не знаете, хотя бы «Отче наш»?..
— Знаем, — не моргнув глазом, рек казачий голова, — только с божьим служкой как-то спокойнее.
— А еще он от некоторых хворей лечить может, — поддержал Щеглова Анненков.
— Что были и небылицы мастак сказывать, слышал, но чтобы был сведущ и во врачевании — нет…
— Сведущ, сведущ, — поспешили с заверениями все помощники. А сотник Заруба к тому же добавил:
— Да и были с небылицами в походе — не камень на хребте. Лишними не бывают. С ними время как-то быстрее и веселее бежит-катится. Особенно, когда хитроумные либо душещипательные…
— А обузой дьячок этот нам не станет? — был строг воевода. — Годков-то у него десятков пять, не менее. Да и на лошади в поле скакать — не кадилом в церкви махать.
— Не станет, — был убежден Щеглов. — Во-первых, он уже не первый раз с нами в поход идет…
— А во-вторых? — хмыкнул воевода.
— А во-вторых, не всегда Пахомий наш был дьячком да пел псалмы. Судя по некоторым слухам, ранее к ратному делу был привычен. Мыслю, обузой не будет.
— Что ж, посмотрим…
Так дьячок Пахомий остался в курском походном полку.
Нацелился было в поход и Семка. Как же — он при воеводе… Но Фрол так рявкнул на этого воеводского помощника, что у того не только язык к нёбу прилип, но и ноги к земле.
— Еще находишься…
Да и воевода, по правде сказать, что-то о нем не вспомнил, с собою не позвал.
Пришлось остаться.
Белгородская засечная черта возникла не на пустом месте. Еще во времена Ивана Грозного существовала Засечная черта, проходившая по Оке от Рязани до верховий Жиздры, включавшая в себя оборонительные опорные пункты как Венев, Тула, Одоев, Белев. Эта оборонительная линия от крымских и ногайских татар встала на путях их сакм и шляхов, проложенных в Диком Поле во время бесконечных набегов на Русь. Так, Муравский шлях от Перекопа тянулся к Туле. Сюда же направлялись Кальмиусская сакма и Ново-Кальмиусский шлях из Малых Ногаев. Недалеко от верховий реки Самары от Муравского, забирая восточнее и устремляясь на север, отделялась Изюмская сакма. Севернее, она, соединяясь с Пахмуцким шляхом, направляла острие свое к Кромам и Болхову. А были еще Бакаев шлях и Свиной, и Сагайдачный, и Синяков. И все они или почти все пролегали через земли Курского края.
Старые города-крепости Путивль,
И вот после Великой Смуты, когда русское государство, несмотря на происки Литвы, Польши, Швеции и Турции с ее вассалами Крымским ханством и Ногаями, стало крепнуть, а его южные границы уходить в глубь степи, перевалив за Северский Донец, сам собой возник вопрос о перенесении оборонительной Засечной черты еще южнее.
И таким ответом требованиям времени стало появление новых городов-крепостей. Так на берегах Псла и его притоков встали Обоянь и Суджа, держа под наблюдением Бакиев и Свиной шляхи. Южнее их, запирая Муравский шлях, словно три русских богатыря, плечом к плечу стали Карпов, Болховой и Белгород. Последний — на крутояре Северского Донца.
Прикрывая их с запада, на берегах известной со скифских времен реки Ворсклы заняли позиции Хотмышск, Вольный, Ахтырка. А на берегу Мерла, где некогда братья Святославичи — Игорь Северский и Всеволод Курский — разбили орду половецкого хана Обовлы Костуковича, ощетинился крепостными пушками и пищалями Богодухов. Передовым форпостом у них был пограничный с Диким Полем городок Валки, первым вставший на пути Муравского шляха.
От Белгорода вниз по течению Северского Донца, контролируя передвижения по Изюмской сакме, были возведены города-крепости Чугуев, Царев-Борисов и Маяцкий. Беря на себя основной удар конных орд (особенно Царев-Борисов, укрепившийся в месте слияния Оскола с Северским Донцом), эти города прикрывали своих северных собратьев — Корочу, Яблонов и Новый Оскол. Здесь главная роль отводилась Яблонову, который перекрывал не только Изюмскую сакму, но и вместе с Корочей держал «под прицелом» начало Бакаева и Пахмутского шляхов, а также пересечение Изюмской сакмы с Муравским шляхом в верховьях Сейма.
Восточнее этих городов-крепостей, сразу же за Новым Осколом, перекрывая Кальмиусскую сакму и Ново-Кальмиусский шлях, встали Верхососенск, Усерд, Ольшанск и Острогожск. А на берегах Дона, Воронежа и Усмани, забирая к северу и северо-востоку, цепочкой растянулись Коротояк, Урыв, Костенск, Воронеж, Орлов, Усмань, Сокольск, Добрый и Козлов. Замыкал эту цепочку Тамбов на полноводной реке Цне.
Так уж сложилось, что среди многих славных городов, вставших на пути хищных степняков, на первое место по важности выдвинулся Белгород, основанный еще в 1593 году. Даже разорение его в 1612 году лубянским урядником князем Семеном Лыко не привело к угасанию и потере им важного воинского значения. Перенесенный с пожарища к устью Вешеницы, он вновь был отстроен и занял достойное место. Особенно высокое положение среди своих собратьев он принял во время русско-польских войн за Украину. Это и позволило ему стать не только важным стратегическим узлом в системе обороны, но и базой для Большого Белгородского полка. А еще и основой новой оборонительной линии, получившей название Белгородской засечной черты, длина которой, как подсчитали сведущие люди, составляла около 800 верст.
Города-крепости Белгородской засечной линии стояли, как правило, вблизи наиболее известных бродов, чтобы пресекать переправы врага через реки. А пространство между этими городами, простиравшееся иногда на несколько десятков верст перекрывалось болотами, лесами, оврагами, рвами, завалами, лесными засеками. Где этого было сделать невозможно, среди степи на насыпных валах возводились небольшие острожки, в которых несли службу либо стрельцы, либо казаки. Гарнизоны в острожках были крохотные — десяток-полтора служивых. А то и меньше.