Первый узбек
Шрифт:
Несколько лет назад мне удалось с помощью золота и обещаний всяческих земных благ, которые они получат, уговорить двух османских купцов вызнать секреты печатного мастерства, но купцы не вернулись. Я думаю, что их тела давно склевали вороны. Возможно, они втихомолку смеются над незадачливым и до глупости щедрым ханом всех узбеков. При входе в библиотеку я поклонился поясным поклоном Джалил-аке, спросил о его здоровье, здоровье семьи, детей, внуков, племянников и племянниц. Я бы спросил и о здоровье его кошки, если бы таковая у него имелась. Но Джалил-ака не любил кошек, говорил, что они могут испортить книгу, а для него это хуже смерти.
– Какие у нас новости, многоуважаемый Джалил-ака? Есть ли новые приобретения? Если есть, то откуда прибыли и сколько они нам стоили? – Я постарался, чтобы моя довольная улыбка не высветилась на лице. Я знал в подробностях о последнем приобретении Джалила-аки, но хотел, чтобы он сам рассказал об этом знаменательном для него событии.
– Есть, великий хан, как не быть, – кланяясь и прижимая руки к груди, ответил знаменитый на всю Бухару китобдар. – Есть книга, которая вам может понравиться. Давно ходили слухи о том, что после Захириддина Бабура, мир праху его, остались собственноручные его записи о жизни и деятельности. Много раз я пытался заполучить их, но ничего не получалось. Я заказывал всем купцам, следующим в Хиндустан, и вот, наконец, на прошлой неделе караван, прибывший оттуда, привёз эту драгоценную вещь. Я сам ещё не читал, только полюбовался переплётом и миниатюрами. Я оставил книгу для вашего драгоценного внимания. Стоила она тридцать полных золотых таньга. Я считаю, что это не очень дорого.
Я взял книгу в руки. Слегка коснулся пальцами переплёта из сафьяна оранжево-красного цвета, с оттиснутыми золотом буквами «Вакиат-и Бабури». «Записки Бабура»! На первой странице – портрет самого Бабура. Красивый был мужчина, жён у него было много и детей. Наследники его прославили! Конечно, можно было бы попросить эту книгу у падишаха Акбара, но зачем лишний раз просить и быть ему чем-то обязанным, когда можно обойтись без этого.
– Джалил-ака, ходят слухи, что дочь великого султана Бабура, Гульбадан-бегим, тоже пишет книги? – Меня очень радовало то, что женщина может не только читать, но и писать привлекательные для окружающих сочинения. Наши женщины получают ограниченное образование. Оно сводится к умению вести домашнее хозяйство или к способностям заниматься искусной вышивкой.
– Да, великий хан, она написала книгу о своём брате, назвав «Хумаюн-наме». Я её ищу и думаю, что с помощью Всевышнего она скоро окажется в вашей библиотеке.
– Уважаемый Джалил-ака, доставьте мне книгу в опочивальню и пришлите чтеца. Сегодня вечером я хочу узнать, что писал наш предок о своей жизни.
– Великий хан, дозвольте мне самому почитать вам книгу, для меня это будет большая честь. – Я понял, что китобдару не терпится засунуть свой нос в эту драгоценную книгу. Конечно, для него это действительно безмерная честь. Я посмотрел на Зульфикара, который незаметно кивнул. Сегодня нас ждёт пир после пира – на этот раз пир духовный, более прекрасный, чем пир телесный.
Время дневной молитвы прошло, когда мы отправились к Ахмад-Касыму, оружейнику. От него и работы его подмастерьев зависит обеспечение нукеров оружием. Не таким, каким хвастают беки на пирах: с золотыми ножнами, эфесами, покрытыми драгоценными камнями. Обыкновенными саблями, мечами, луками, копьями, пиками, секирами, кинжалами и зульфикарами. Кроме того, надо позаботиться и об огнестрельном оружии, порохе, пулях, пушках, ядрах. Проверить лишний раз никогда не мешает.
Я довольно хорошо разбираюсь в оружии. Знаю разные способы закалки лезвия, но никогда не пробовал делать это сам – мои учителя и воспитатели считали, что даже находиться рядом с кузницей для ханзаде неприлично. Не говоря уже о том, чтобы самому взяться за меха или молот, подойти к наковальне и со щипцами в руках помогать оружейнику. В бою оружие лишним не бывает, струсит молодой воин, уронит в беспамятстве саблю на землю, потом ищи-свищи, куда он её от смертного ужаса забросил. И не всякий воин может правильно заточить лезвие, этому тоже надо учить молодых и неопытных джигитов. Оружейный двор находится на окраине Бухары за крепкими стенами под охраной нукеров.
Я стоял в раздумье – приказать взять коней на конюшне или пойти пешком. Попутно пройти по базару, послушать, прочитали ли фирман о налогах и что бухарцы говорят об этом. Пока я, опустив глаза, пересчитывал кирпичи, замостившие двор Арка, Зульфикар отдал необходимые распоряжения. Невдалеке стояли двое юношей, одетых скромно и незаметно – серые чекмени, поверх на поясах сабли в простых ножнах, синие тюбетейки, руки их вольно свисали вдоль тел. Узнать их было несложно, это воины отборной тайной сотни, моей личной охраны. Мой брат лично учил их всем премудростям воинского искусства и секретным приёмам выслеживания врагов. Набирал кукельдаш их из самых низов. Брошенных родственниками сирот, детей одиноких вдов. Подбирал даже из воришек или молодых, но не совсем озверевших разбойников.
Я никогда не мог понять, почему Зульфикар одних берёт в сотню сразу, а других долго проверяет, а потом отправляет к воинам-конникам или к эшиг-ага-баши, чтобы они стали чухара. Он как-то объяснил: «Я его не вижу», что меня удивило, но спорить я не стал. Стоящих поодаль молодых людей трудно было выделить из окружающей нас толпы, туда-сюда снующей по двору Арка. И я никогда не слышал их голосов. Зульфикар же объяснил: воин, без дела сотрясающий воздух своими речами, – уже не воин. В руках одного из них были такой же неприметный чекмень и сабля, другой продолжал спокойно, но внимательно смотреть по сторонам, не зыркая усиленно, а просто разглядывая всё, что попадало ему на глаза.
Если мы пойдём скорым шагом, то успеем не только в оружейный двор, но и на пир вовремя придём. Я не беспокоился о том, что бекам придётся долго ждать меня, но это вызовет ненужные разговоры, а мне не хотелось, чтобы кто-то раньше времени заподозрил, что я без сопро вождения огромной свиты гуляю по базару как простой ремесленник.
Бухарский базар был моей гордостью – это был первый крытый рынок, построенный в Мавераннахре. Он был похож на множество тюбетеек, поставленных в несколько рядов, очень удобный, тёплый зимой и прохладный летом. А это всё Али – увидел такие сооружения у осман и предложил построить. На базаре в любой день, даже вечером и ранним утром было не протолкнуться. Народ валил на базар валом, не только для того, чтобы что-то купить. На базаре можно встретить знакомых, узнать новости, посплетничать, а то и в баню сходить. Несмотря на послеполуденное время, базар бурлил от несметного числа людей – все обсуждали фирман. Я не боялся, что меня кто-то узнает, в такой толчее легко затеряться, да и мало ли стариков в серых чекменях бродят в поисках новостей.
Вот трое купцов, каждый на пороге своей лавки, переговариваются через дорогу:
– Уважаемый Юсуф-ака, что вы думаете об указе нашего благословенного хана? – говоривший был явно не бедный человек, одет в добротный халат и подпоясан новым цветастым шёлковым платком. Лицо его было круглым и красным, редкая бородка едва закрывала пунцовые щёки, и оставляла открытыми мягкие, неряшливо шлёпающие губы.
– Что думаю, милейший Карим-джан? Думаю, что если чиновники выполнят всё, что написано в указе, то я наконец-то смогу женить своего младшего сына и взять хорошее приданое. Но они-то нашему хану, да благословит его Аллах, глаза опять замажут своими россказнями о том, что ремесленники налоги не платят и мор напал на всех купцов. Тогда всё останется по-старому. – Пожилой купец угрюмо разводил руками, стараясь не упустить взглядом проходивших мимо людей. А вдруг кто-то зайдёт в лавку и начнёт прицениваться к его товару – недорогим пёстрым тканям. Жизнь оставила на нём явные отпечатки своего присутствия в виде глубоких морщин, прорезающих старое лицо в разных направлениях.
– Нет, не будет этого, – возразил третий участник разговора, одетый беднее, но выглядевший моложе. Несмотря на молодость, более недоверчивый. – Всё это враки, не верю я этому указу! Вот уви дите, завтра другой выйдет, который отменит сегодняшний, и плакала ваша свадьба, дорогой Юсуф-ака.
Купец Юсуф при этих словах невольно втянул голову в плечи и постарался сделать вид, что он в опасном разговоре не участвует, никакого отношения к нему не имеет. И его интересуют одни покупатели и люди, проходящие туда-сюда мимо его лавки. Торговец Карим тоже постарался сделать вид, что занят покупателем. Упитанный мужчина в справном халате по неосторожности остановился около его дукана. Купец вцепился в рукав прохожего, словно готов был оторвать: