Первый узбек
Шрифт:
– Кому заплатим? Одному или обоим? Сыну я ничего платить не собираюсь, а Таваккулу я столько подарков передал, на две жизни хватит! А городов в суюргал, всё мало ему? Ничего они не получат, надо готовить войска. – От злости я всегда начинаю говорить очень быстро, и тут слова вылетали твёрдыми горошинами из перезревшего стручка.
– С войсками у нас нелады, сейчас месяц шавваль, налоги почти собраны, новых не будет до следующего года. То, что собрали давно, распределено на ближайшие нужды государства. У нас хватает средств, чтобы кормить набранное войско, тысячу отборных воинов. Они не пахари, не дехкане, не ремесленники, это действительно воины. Они дни и ночи совершенствуют своё ратное мастерство. Каждый из них стоит трёх необученных, но вооружённых людей. Кроме того, значительных расходов требуют лошади, их надо кормить.
Их нужно в два-три раза больше, чем воинов. Потому что это не простые дехканские лошади, это боевые кони. В сражении первым делом уничтожают коней.
– Да, накиб, ты прав.
– Подготовить боевого коня не один год тяжёлой работы наездников. Опытных конюхов мало, и их работа стоит дорого. Если обязать беков привести войска, то сами знаете, что притащат из своих суюргалов неумех. Они саблю от меча отличить не могут и даже числом не возьмут противника. Такого войска можно набрать тысяч до семидесяти. Приедут на заморённых клячах и разбегутся, как только увидят орды Таваккула. – Накиб скучным, усталым голосом перечислял все недочёты и препятствия, о которых я знал, но собранные вместе они выглядели довольно печально!
– Грустную картину ты рисуешь, Хасан-ходжа! Что ты посоветуешь, кладезь воинской премудрости и защитник отечества? – Я хорошо понимал, что мой накиб сейчас в тяжком раздумье, думает и прикидывает, как лучше выйти из создавшегося положения. Я даже начал забывать о своём недомогании. Лечиться надо работой и нужными раздумьями, а не нытьём о своих мнимых несчастьях и старческих болезнях.
– Выжидать. А пока тайно посылать гонцов к союзным бекам и смотры войск проводить на местах, не таская их всех в благословенную Бухару. Кого надо хвалить, как вы умеете, кому-то преподносить подарки, но не очень дорогие, чтобы не загордился и ожидал большего. Кого надо наказать и запугать, но не до икоты, а слегка. Нужно, чтобы иктадоры поняли, что налоги не только для пиров, но ещё и для пополнения войска. У меня есть сведения обо всех ваших владениях с указанием, кому они даны в икту, кому в суюргал.
– Эти сведения мне нужны, приказываю к вечеру доставить в кабинет.
– Великий хан, у меня сосредоточены все сообщения, какое владение сколько приносит прибыли и сколько воинов может прислать. Простите, великий хан, но подготовить доклад успею лишь к завтрашнему вечеру, если на то будет воля Аллаха. Из тех воинов, которые у нас есть, сотники выберут по пяти или десяти самых достойных. Их следует разослать по суюргалам, пусть смотрят, вынюхивают и готовят честное донесение. – Накиб говорил так, словно многократно всё это произносилось им в различных ситуациях. Уверенности в его голосе хватило бы на два десятка накибов разных времён и служащих разным ханам.
Мне его слова понравились. Хасан-ходжа никогда не сидит без дела. И тут мне в голову пришла мысль:
– Многоуважаемый накиб, опора государства! Сколько человек помогает тебе совершать утреннее омовение? – глаза Хасана-ходжи медленно полезли на лоб:
– Что такое, великий хан? Я не понял, о чём вы спросили? – заняв высшую точку там, где начинается чалма, его глаза остановились и уставились в мою переносицу.
– Я тебя спрашиваю, как ты умываешься? – застыл я в ожидании ответа.
– Умываюсь? Как все, подошёл к лохани, помыл лицо, вытер. Я что-то не так делаю?– глаза Хасана-ходжи медленно вернулись на место, предназначенное им от природы.
Я счастливо засмеялся:
– Не как все, некоторые пользуются услугами пяти-шести человек. – Хасан-ходжа внимательно посмотрел мне в глаза и ответил, но так тихо, что я едва расслышал:
– Вот поэтому, великий хан у нас и нет войска для отпора врагам. Деньги из казны утекают неизвестно куда. Кто мог придумать такое: заставлять прислуживать четырёх человек при утреннем омовении? А сколько же может понадобиться высокородному беку людей для опорожнения желудка? – эта мысль и мне приходила в голову. Накиб, вторя мне, засмеялся, но так грустно, что я понял: не так всё хорошо, как говорят другие беки и остальные приближённые.
А вернее всё плохо!
– Призвать диванбеги и мирзабаши. – Эшиг-ага-баши, ловящий за дверью кабинета каждое громко произнесённое слово, отослал чухару за чиновниками. – Хасан-ходжа, завтра после утренней молитвы соберём диван, должны быть все, кто находится в Арке. Бекам, бездельничающим в Арке, немедленно отправиться в свои имения. Сегодня! Предупредить их, что это не ссылка, а необходимый для них отдых.
– Как вы дальновидны, великий хан! В Арке свободнее станет…
– Сегодня после вечерней молитвы они все должны собраться в пиршественном зале. Предупредить бакавулбаши, чтобы приготовил сытный ужин, но без излишеств – мастава, жареное мясо, кумыс, много овощей и фруктов, благо, осень на дворе. Сладостей и орехов всех видов. Приготовить отъезжающим подарки: по пять золотых и поясные платки – шёлковые. Лучше одинаковые или похожие, чтобы не разодрались между собой, что у кого-то лучше платок окажется. Пока это всё. Благодарю тебя, Хасан-ходжа, ты моя опора! – я был доволен, что дело сдвинулось, и все окружающие почувствуют, что хан жив, здоров и не собирается выпускать из своих рук бразды правления!
– Великий хан, не лучше ли приготовить халаты для подарков? – как некстати появились нотки неуверенности в его голосе!
Надо приободрить, чтобы ему лучше работалось.
– Хасан-ходжа, ты сам говорил, что в ханской казне ветер свищет, пусть радуются платкам. Но сопровождать подарок нужно такими льстивыми словами, чтобы беку этот платок золототканым чапаном показался. – Лесть это самое действенное оружие во все времена, до тех пор, пока она не касается меня и не вредит моим делам. Думаю, что лесть привлекательна для большинства людей, но надо размазывать её достаточно тонким слоем и не утомить окружающих.
– Вы сама мудрость, о великий хан! – опять накиб закусил удила… Ладно, главное, что он всё понял. Я встал и проводил накиба до двери. Для него это было лучше чапана, шитого золотом и украшенного драгоценными каменьями. Как мало надо некоторым людям для их полного удовлетворения!
Джани-Мухаммад-бий диванбеги и Науруз-бий мирзабаши стояли возле двери. Эшиг-ага-баши пригласил их войти. Джани-Мухаммад-бий диванбеги был невысокого роста, средней упитанности, глаза имел такие выпуклые, и мне зачастую казалось, что они готовы выпрыгнуть на свиток, отпечатавшись жирными кляксами в тексте. Видимо, среди его предков были арабы. Одевался он на редкость ярко и довольно безвкусно. Диванбеги использовал кучу золотых украшений и казался ходячей ювелирной лавкой. Его халаты всегда были вызывающих расцветок – оранжевых, сиреневых, красных, синих и таких, кои в природе не встречаются. Эти халаты были сплошь вышиты золотыми и серебряными нитями. Сегодня он явился в фиолетовом халате, щедро расшитым золотыми узорами бухарскими вышивальщиками.
Мирзабаши Науруз-бий был на порядок скромнее в одежде и украшении своей особы. Это был сухощавый, высокий мужчина, с безумно суетливыми руками. Я уверен, что они так же сновали по курпачам, когда мирзабаши спал. У него была огромная семья: от четырёх жён он имел многочисленное, весьма крикливое потомство, но никогда ничего у меня не просил. Это радовало, и я часто награждал его, не дожидаясь молящих взглядов или слёзных просьб. Поклоны чиновников, несмотря на занятые свитками руки, были вполне хороши.