Песнь небесного меча
Шрифт:
— Может, позже, — ответил Стеапа. — Но сейчас я буду сражаться рядом с тобой.
И нам действительно предстоял бой не на жизнь, а на смерть. Это я знал — и прикоснулся к своему амулету-молоту, молча молясь в темноте, чтобы я выжил и увидел ребенка, которого носит Гизела.
А потом мы двинулись на юг.
Осрик, который вывез из Лундена меня и отца Пирлига, был одним из наших капитанов. Вторым капитаном был Ралла, человек, доставивший моих воинов туда, где мы устраивали засаду датчанам и чьи трупы я подвесил
— Но я никогда не проделывал такое ночью, — сказал он, когда мы вернулись на остров.
— Но это можно сделать?
— Нам предстоит это выяснить, господин, не так ли?
Этельред оставил сто человек, чтобы охранять остров, где лежали в грязи суда. Командовал стражами Эгберт, старый воин, о власти которого говорила серебряная цепь, висящая у него на шее. Когда мы неожиданно вернулись, он окликнул меня; он не доверял мне и считал, что я отказался от атаки с севера потому, что не желал успеха Этельреду.
Мне было нужно, чтобы Эгберт дал мне людей, но чем дольше я упрашивал его, тем враждебнее он становился. Мои люди поднимались на два корабля, бредя по холодной воде и перебираясь через борта.
— Откуда я знаю, что ты не собираешься вернуться в Коккхэм? — подозрительно спросил Эгберт.
— Стеапа! — крикнул я. — Скажи Эгберту, что мы делаем.
— Убиваем датчан, — прорычал Стеапа от лагерного костра.
Пламя отражалось в его кольчуге и в суровых, диких глазах.
— Дай мне двадцать человек, — умолял я Эгберта.
Тот пристально посмотрел на меня и покачал головой.
— Не могу.
— Почему?
— Мы должны охранять госпожу Этельфлэд, — сказал он. — Таков приказ господина Этельреда. Мы здесь для того, чтобы ее защищать.
— Тогда оставь двадцать человек на ее корабле и отдай мне остальных!
— Не могу, — упрямо сказал Эгберт.
Я вздохнул.
— Татвин дал бы мне людей, — сказал я.
Татвин был командиром гвардии отца Этельреда.
— Я был знаком с Татвином, — продолжал я.
— Знаю, что ты был с ним знаком. Я тебя тоже помню.
Эгберт говорил отрывисто, давая понять, что я ему не нравлюсь. Когда я был юношей, я несколько месяцев прослужил под началом Татвина. Тогда я был дерзким, амбициозным и высокомерным. Очевидно, Эгберт считал, что я все такой же, и, возможно, не ошибался.
Эгберт отвернулся, и я подумал, что разговор окончен, но он просто наблюдал за бледным, призрачным силуэтом, появившимся за лагерными кострами. Это была Этельфлэд. Она, очевидно, заметила наше возвращение и, завернувшись в белый плащ, сошла вброд на берег, чтобы выяснить, что мы делаем. Волосы ее не были уложены и золотыми спутанными локонами падали на плечи. С ней был отец Пирлиг.
— Ты не отправился вместе с Этельредом? — удивленно спросил я валлийского священника.
— Его светлость решил, что ему больше не нужны советы, — сказал Пирлиг, — поэтому попросил меня остаться здесь и молиться за него.
— Он не просил, — поправила Этельфлэд, — а приказал тебе остаться и молиться.
— Так и было, — согласился Пирлиг, — и, как ты видишь, я оделся для молитв. — Он был в кольчуге и с мечами у пояса. — А ты? — с вызовом спросил он меня. — Я думал, ты движешься к северной части города.
— Мы собираемся спуститься вниз по реке, — объяснил я, — и напасть на Лунден с пристани.
— Могу я отправиться с вами? — тут же спросила Этельфлэд.
— Нет.
Она улыбнулась, услышав резкий отказ.
— А мой муж знает, что ты делаешь?
— Узнает, моя госпожа.
Она снова улыбнулась, потом подошла ко мне и откинула полы моего плаща, чтобы прислониться ко мне. Этельфлэд натянула мой темный плащ поверх своего белого.
— Мне холодно, — объяснила она Эгберту, на лице которого читалось удивление и негодование.
— Мы старые друзья, — сказал я Эгберту.
— Очень старые, — подтвердила Этельфлэд, обхватив меня за талию и вцепившись в меня.
Эгберт не мог видеть ее рук под моим плащом. Я чувствовал золотые волосы у себя под подбородком, и то, как дрожит ее худенькое тело.
— Я считаю Утреда своим дядей, — сказала Этельфлэд Эгберту.
— Дядей, который собирается даровать победу твоему мужу, — заметил я, — но для этого мне нужны люди. А Эгберт не даст их мне.
— Не даст? — переспросила Этельфлэд.
— Он говорит — ему нужны все имеющиеся воины, чтобы охранять тебя.
— Дай ему твоих лучших людей, — обратилась Этельфлэд к Эгберту легким, приятным голоском.
— Моя госпожа, мне приказано… — начал возражать тот.
— Ты отдашь ему своих лучших людей! — Голос Этельфлэд внезапно стал суровым. Она сделала шаг в сторону, высвободившись из-под моего плаща и выйдя на резкий свет лагерных костров. — Я — дочь короля! — высокомерно проговорила она. — И жена олдермена Мерсии. Я приказываю тебе дать Утреду твоих лучших людей. Сейчас же!
Она говорила очень громко, и теперь все смотрели на нее. У Эгберта был оскорбленный вид, но он ничего не ответил, а просто упрямо выпрямился.
Пирлиг перехватил мой взгляд и хитро улыбнулся.
— Ни у одного из вас не хватает храбрости, чтобы сражаться рядом с Утредом? — вопросила Этельфлэд у наблюдавших за ней людей.
Ей было четырнадцать лет, она была худенькая, бледная девушка, но в ее голосе чувствовалось наследие древних королей.
— Мой отец хочет, чтобы сегодня ночью вы продемонстрировали свою отвагу! — продолжала она. — Или мне вернуться в Винтанкестер и рассказать отцу, что вы сидели у костров, пока Утред сражался? — Последний вопрос был адресован Эгберту.