Песнь небесного меча
Шрифт:
— Сюда, господин, — сказал он.
Он сидел на краешке гребцовой скамьи, и я встал рядом; мои сапоги расплескали воду на днище судна.
— Ты молился? — спросил я.
— Я перестал молиться, — серьезно ответил Пирлиг. — Иногда мне думается, что Бог устал от моего голоса. И здесь молится брат Осферт.
— Я не брат, — обиженно проговорил тот.
— Но твои молитвы могут подействовать лучше, если бог будет думать, что ты — брат, — сказал Пирлиг.
Незаконнорожденный сын Альфреда сидел на корточках рядом с Пирлигом. Финан дал Осферту кольчугу —
— Мне следовало отослать тебя обратно в Винтанкестер, — сказал я ему.
— Знаю.
— Господин, — напомнил Пирлиг Осферту.
— Господин, — добавил Осферт, хоть и неохотно.
— Я не хочу посылать королю твой труп, — проговорил я, — поэтому держись поближе к отцу Пирлигу.
— Очень близко, мальчик, — сказал Пирлиг. — Притворись, что ты — мой любовник.
— Будь за спиной отца Пирлига, — приказал я Осферту.
— Забудь о том, чтобы быть моим любовником! — торопливо сказал Пирлиг. — Вместо этого притворись, что ты моя собака!
— И читай свои молитвы, — закончил я.
Я не мог дать Осферту никакого другого ценного совета, разве что раздеться, поплыть на берег и вернуться в свой монастырь. Я верил в его воинское умение не больше Финана — значит, не верил вовсе. Осферт был угрюмым, неспособным и неуклюжим. Если бы не его покойный дядя, я с радостью отослал бы его обратно в Винтанкестер, но Леофрик взял меня в отряд юным зеленым мальчиком и превратил в воина меча, поэтому я буду терпеть Осферта — ради Леофрика.
Мы уже поравнялись с новым городом. Я чуял угольные костры кузниц, видел, как их отраженное зарево блестит глубоко в проулках. Посмотрел вперед, туда, где через реку был перекинут мост, но там все было черным-черно.
— Мне нужно видеть брешь! — крикнул Ралла с рулевой площадки.
Я снова пробрался на корму, наугад ступая между скорчившимися людьми.
— Если я ее не увижу, — Ралла услышал мое приближение, — то не смогу попытаться ее проскочить.
— Насколько мы близко?
— Слишком близко. — В его голосе слышалась паника.
Я поднялся на рулевую площадку и встал рядом с ним.
Теперь я видел старый город на холмах, окруженный римской стеной. Я видел его благодаря зареву городских костров — и Ралла был прав. Мы были слишком близко.
— Они увидят нас, если мы высадимся здесь, — сказал я.
Датчане наверняка поставили часовых на тот участок стены, что находился от моста выше по течению.
— Поэтому или ты умрешь здесь с мечом в руке, — жестоко сказал Ралла, — или утонешь.
Я пристально смотрел вперед и ничего не видел.
— Тогда я выбираю меч, — без выражения проговорил я.
Моя отчаянная затея сулила нам только смерть.
Ралла сделал глубокий вдох, собираясь прокричать команду гребцам, но так и не издал ни звука, потому что совершенно внезапно далеко впереди, там, где Темез разливался и впадал в море, показался желтый мазок. Не ярко-желтый, не желтый, как оса, а больной, прокаженный, темно-желтый свет, сквозивший в прореху в облаках.
За морем занималась заря. Смутная, нерешительная заря, но она все же давала свет, и Ралла не закричал и не повернул рулевое весло, чтобы направить наше судно к берегу. Вместо этого он прикоснулся к амулету, висящему у него на шее, и продолжал вести судно вперед.
— Пригнись, господин, — сказал он, — и крепко держись за что-нибудь.
Судно задрожало, как лошадь перед битвой. Теперь мы были беспомощны, пойманные, стиснутые в хватке реки. Вода стекала в Темез отовсюду, подпитанная весенними дождями и идущими на спад паводками, и здесь река встречалась с мостом, который громоздился громадными неровными грудами. Вода кипела, ревела и пенилась между каменными опорами, но посередине моста, там, где был разрыв, она лилась сплошным блестящим потоком, обрушиваясь с высоты человеческого роста вниз, крутя и ворча, прежде чем снова успокоиться.
Я слышал, как вода бьется о мост, слышал ее грохот — громкий, как шум гонимых ветром бурунов, разбивающихся о морской берег.
И Ралла направил судно на брешь; он видел лишь ее очертания на фоне тускло-желтого света восточного неба.
Позади нас была чернота, хотя один раз я увидел слабый утренний свет, отражающийся в блестящем от воды носу судна Осрика, и понял — второе судно держится рядом с нашим.
— Держитесь крепче! — крикнул Ралла команде.
Судно зашипело, продолжая дрожать, и словно понеслось быстрей. Я увидел, как на нас надвигается мост, как он нависает над нами, — и скорчился у борта, крепко вцепившись в обшивку.
А потом мы очутились в проломе, и я почувствовал, что мы падаем. Мы как будто опрокинулись в хаос, разделяющий два мира, и шум стоял просто невероятный. Шум воды, бьющейся о камни, рвущейся вперед, разбивающейся об опоры и льющейся вниз, — он наполнял небеса оглушительней громовых раскатов Тора.
Судно накренилось. Я подумал — должно быть, оно получило удар и сейчас опрокинется на борт, швырнув нас навстречу смерти… Но каким-то образом корабль выровнялся и полетел дальше.
Наверху была чернота обломанных опор моста… А потом шум стал вдвое громче, палубу окатили брызги, и мы рухнули вниз. Судно нырнуло, раздался треск, словно захлопнулись ворота пиршественного зала Одина; меня швырнуло вперед, а на палубу обрушился каскад воды.
«Мы налетели на камень», — решил я.
Я ожидал, что сейчас утону, и даже вспомнил, что надо схватиться за рукоять Вздоха Змея, чтобы умереть с мечом в руке. Но корабль, качаясь, выпрямился, и я понял: с таким оглушительным звуком нос судна ударился о воду за мостом. Мы живы!
— Гребите! — крикнул Ралла. — Вы, везучие ублюдки, гребите!
В судне было полно воды, но мы держались на плаву, и восточное небо было полно прорех. В смутном свете, пробивавшемся в эти прорехи, можно было разглядеть город и увидеть дворец там, где зиял пролом в речной стене.