Песнь порицания
Шрифт:
Отец «помог» разрешить разногласия, устроив дуэль между Найлом, которому было тогда шестнадцать, и Хейгом на два года младше.
«Вы оба прирожденные Каутри, поэтому никаких ограничений в схватке быть не может» – судьбоносные слова, которые предопределили будущее обоих. Помнится, Найл тогда обрадовался, что может не сдерживаться, ведь будет возможность преподать урок этому выскочке, который не принимает слова старшего брата.
Удивительно, но, когда он обратился к Бездне, она… проигнорировала желание Найла прикончить оппонента. Он был так удивлен, что пропустил момент,
Ему очень сильно не хватало скорости, но даже тогда он мог делать сложные вещи, такие, что до сих пор даются Найлу с трудом. «Умри, тварь» – кажется так закричал он, почувствовав дыхание смерти, пронесшейся очень близко. Укус Бездны – пусть и малый, но для человека без защиты смертельный.
Удар ребром ладони – какая банальность, но в тех условиях самые банальные вещи были самыми эффективными. Найл вложил в этот удар все силы, которые смог собрать.
Найл помнил испуг в глазах брата и собственное ликование – раз Бездна отказалась подчиниться, он направит ее энергию сам. Хейг успел лишь закрыться, согнув ногу перед собой, принимая всю ярость Каутри на конечность.
Следующий миг – Найл лежит на арене, ревет взахлеб, баюкая руку, с которой сползали обугленные кусочки плоти, Хейг же лежит без сознания с неестественно вывернутым коленом. Тогда старший брат еще не знал, что можно перегореть, если взять слишком много энергии, а младший не знал, что достаточно мощным выбросом такой энергии можно лишить Каутри связи с Бездной.
Вдалеке раздались странные звуки – будто карета едет… и не одна. Гости? О них не предупреждали. Значит враги.
Найл улыбнулся. Можно отвлечься от тягостных воспоминаний, размяться и отвести душу на тех, кто посмел прийти в родовой замок Каутри без приглашения. Он пару раз сжал правую руку, дабы вернуть чувствительность некогда почти отмершей конечности, и извлек из своей тени боевую косу, выкованную из самой тьмы.
– Если брат вернется – надо будет извиниться, – произнес Найл, шагая навстречу нескольким небольшим дилижансам, радостно приветствуя врагов:
– Добро пожаловать в баронство Каутри!
***
Милена
Милена открыла глаза, зафиксировав их на беленом потолке с несколькими желтыми пятнами и в определенном смысле красивой вязью трещин.
– Кто здесь? – решила на всякий случай спросить она, не уверенная в том, что именно явилось причиной ее пробуждения. Ветер ли, взвывший за окном, или скрип рассыпающихся досок дома, или вовсе чей-то разговор, что пронесся эхом по всему гостевому домику и проник даже сюда?
С раннего детства Милена отличалась от других людей двумя вещами: красотой и очень чутким сном, настолько, что даже кошка не могла прокрасться мимо, не разбудив ее, что уж говорить про неуклюжего брата, что иногда пытался подшутить над спящей сестрой.
Грегор… Как же глупо он погиб. Нарваться на Дикого – одно дело, даже с ним можно договориться, извиниться или откупиться. Воспоминания захлестнули разум хозяйки Гурьенов и еще минуту она лежала, все еще наблюдая за недвижимым потолком, бронзовой люстрой и шевелящимися занавесками.
Стоп. Милена вспомнила, что точно закрывала окно перед сном. Откуда ветер?
Может это сквозняк, что может начаться хоть в противоположном конце дома, забежал? Дуновение ветерка от окна развеяло эту теорию.
– Кххх, – закряхтела Гурьен, выбираясь из-под слоев одеял, с намерением разобраться, в насколько плохом состоянии окно, чтобы самопроизвольно открываться.
– Здравствуйте, – за открытым настежь окном обнаружилась чья-то вымазанная углем рожа. – До свидания.
Последние слова предназначались неосторожному воришке, который получил в лоб бронзовым канделябром, оказавшимся под рукой.
– Биль! Сюда! – крикнула Милена, готовясь отдать распоряжения для поимки вора и последующего его наказания. Она еще не решила, что это будет: петля, перекинутая через ветку дерева, чурка, на которой ему отрубят пальцы, или кожанно-металлическая плеть, которой его будут бить, пока он не потеряет сознание.
Дверь распахнулась и внутрь влетела фигура. Фигура слишком крепкая, для того, чтобы быть служанкой Милены….
– Тише, дорогая, – незнакомец прижал к лицу Гурьен сильно пахнущую тряпку и зашептал успокаивающие слова на ухо, что, впрочем, не помогало, брыкалась хозяйка сильно, пока яд не подействовал, лишая возможности контролировать свое тело. – Вот и все.
Ее аккуратно положили на кровать, завернули в несколько одеял, на манер пеленок младенца и вынесли из дома.
На улице ее ждала еще шестерка сообщников похитителя, скрывающихся в саду.
– Принес? – среди них оказалась Биль, на что Милена смогла только скривиться. Конечности отказались работать совершенно, а лицо постепенно теряло чувствительность. – Тебя никто не видел, Эдгар?
– Да успокойся ты, – наемник положил тело Гурьен на землю и сел рядом. – Она еще в сознании, так что не называй нас по именам, служанка…
– Еще в сознании? – обеспокоенно глянула на лицо Милены Биль.
– Да, тварь, – хозяйка наконец разлепила непослушные губы и плюнула в предательницу. – Я вас всех запомнила….
– Вот это да! – восхитился Эдгар, переворачивая сверток на спину. – Вдохнула полноценную дозу и может говорить! Первый раз такое встречаю.
– Биль…. Тебе конец, – пообещала Милена, смотря, как служанка вытирает лицо кружевным платком.
– Послушай, – Биль присела на сверток и посмотрела хозяйке в глаза. – Когда граф узнает обо всем, он убьет всех. Тебя, может, и пощадит, но точно ни меня, ни прислугу, ни рабочих.
– А как же Грегор? Ты же с ним….
– Грегор стал жертвой собственного идиотизма. Ты же не знала, что в день отъезда он получил письмо, в котором некая Виктория Мальтего слезно умоляла его прикончить чудовище, прозванное Диким, обещая герою в награду свою руку и сердце? – добила ее Биль.
– Что?! – Милене явно нужно было переосмыслить происходящее, но времени ей для этого не дали, надев на голову мешок, непроницаемый для солнечного света. – Отпусти меня!
– Нет, милочка, – ответил ей Эдгар. – Мы получим за твою барскую тушу большой выкуп, а потом свалим в далекие земли Бирюзового Берега….