Песнь жар-птицы
Шрифт:
Это было очень смешно. Виктор даже подумал, что Рауль зря вцепился в дирижёрскую палочку – из него получился бы великий комик. Но Аглая юмора не оценила. Она расплакалась. Хотя Рауль, надо полагать, подобной реакции и добивался. Он тут же привлёк жену к себе одной рукой, что-то ласково шепча ей на ухо, а второй рукой красноречиво махнул ребятам: мол, идите уже по своим делам, не нервируйте женщину!
«Нет, всё-таки в профессии дирижёра есть определённые плюсы! – заключил Виктор, на цыпочках выбираясь из столовой вслед за остальными. – Всего один жест – а сколько им сказано!»
Интермедия 1.
…Которая птица всем птицам мати?
А Стратим-птица всем птицам мати.
А живет она на Океане-море,
А вьет гнездо на белом камене;
Как набегут гости-корабельщики
А на то гнездо Стратим-птицы
И на ее на детушек на маленьких,
Стратим-птица вострепенется,
Океан-море восколыблется,
Как бы быстрые реки разливалися,
Топит он корабли гостинные,
Топит многие червленые корабли
С товарами драгоценными!
(Из «Голубиной Книги»)
В давние времена шла морем ладья на Соловки из Архангельска. И вдруг средь ясного дня налетела буря великая. Потемнело все кругом, ветер ревет, волны ладью заливают. И тут явилась над волнами Стратим-птица, та, что моря колеблет, и воскричала:
– Выбирайте мне по жребию одного корабельщика в жертву!
А в ладье той несколько воинов плыли в Кемский острог. Один отчаянный был храбрец, настоящий сорвиголова. Крикнул он в ответ Стратим-птице:
– Пусть все погибнем, но тебе не поддадимся. Сгинь, нечисть поганая! – и уж лук боевой натянул, чтобы птицу лютую стрелить.
Но тут поднялась из моря смертная волна выше лесу стоячего, какой даже кормщик бывалый в жизни своей не видывал, а только слыхал про нее от стариков. Сразу смекнул: спасенья от смертной волны никому не будет. Осталось только молитвы читать, да еще неведомо, помогут ли те молитвы! И в этот миг сын кормщика, отрок Ждан, немой от рождения, вдруг прыгнул за борт в ледяную воду, а она в Белом море всегда ледяная… Тотчас утихла буря, улеглись волны. Но сколько ни вглядывались люди, ни Ждана в воде, ни Стратим-птицы в небесах так и не заметили.
Прошли годы. И вот нежданно-негаданно объявился в родной Кеми безвестно сгинувший Ждан, но уже не отрок немотствующий, а парень на загляденье: статный, кудрявый, звонкоголосый. Мать его сразу признала по родинке на щеке и по шраму на левой руке. Стали спрашивать родственники и знакомые, из каких краев явился, где запропастился на столько лет. На все вопросы только улыбался Ждан загадочно да в небеса перстом указывал. Порешили люди, что он малость умом тронулся, и в конце концов отстали с расспросами. Стал Ждан в праздники да свадьбы по деревням хаживать, на гуслях звонкоголосых наигрывать, сказки да былины сказывать. И про Алатырь-камень, и про Ирий-сад, и про водяных-домовых, и про птицедев прекрасных, кои зовутся Алконост, Гамаюн да Сирин. Только про Стратим-птицу ничего не сказал и не спел, сколько его ни упрашивали!
С тех пор и повелись на Беломорье сказители, былинщики и песнопевцы под гусельные звоны. Но всякий такой краснослов ходил на выучку к Ждану, потому что был он лучшим из лучших. И вот что еще чудно было: так и не подыскал себе Ждан невесту. Многие девицы по нему вздыхали, кое-кто из вдовушек нарожали от него детишек, таких же кудрявых да синеглазых, но до скончания дней так и остался он холостяком.
А за два года до упокоения своего нанял Ждан целую артель каменотесов, и принялись они на Трехгорбом острове камень преогромный обтесывать, пока не явилась взору птица диковинная с головой девичьей. Там, у подножия каменной птицы, и схоронили Ждана по его последней воле, но слишком много лет прошло с тех пор, от могилы небось и следа не осталось. Унес Ждан с собой загадку Стратим, пощадившей его юность и красоту. А птица та каменная, сотворенная по воле сказителя Ждана, в народе зовется Крылат-камень.
Алексей Ремизов. «Крылат-Камень»
Глава 4. «Что такое комильфо…?»
Клим не зря называл свой видавший виды спорткар «зверюгой»: тот ревел, пыхтел, но три четверти пути одолел махом, не считая коротких остановок на заправках. Затем всё же сделали привал.
Съехав с шоссе на узкую дорогу, петляющую среди полей и лугов, ребята оставили машину на обочине, в тени раскидистого вяза, а сами разлеглись в высокой траве. День клонился к вечеру, но жара ещё не спала. Ветерок, колыхавший верхушки трав, у земли был едва ощутим. В густой листве дерева перекликались невидимые пичуги, вдалеке тарахтел трактор: трудолюбивый фермер уже начал сенокос. В воздухе стоял восхитительно сладкий запах лета. Все трое молчали, растянувшись на пружинистом пахучем ковре. Они даже не видели друг друга, разделённые живыми перегородками всевозможных оттенков зелени. Какое-то время так и лежали: вроде бы рядом, но каждый сам по себе, наедине со своими мыслями.
– Эй, вы там не спите? – первым подал голос Вик.
– Нет, – дуэтом отозвались остальные.
– О чём думу думаете, добры молодцы? Если не секрет, конечно. Просто интересно сравнить…
– Да какой там секрет! – с готовностью отозвался Тобиас. – Я думал о жене. Представляете, не успел я толком пересказать ей наш ночной разговор, а она уже спросила, когда выезжаем! Иногда мне кажется, что Ева верит в меня даже больше, чем я сам…
– Я же говорю, она стала очень похожа на нашу маму.
– Моя мать тоже старается бороться со страхами, просто ей это труднее даётся, – из травы донёсся голос Клима, – в силу определённого горького опыта…
– Мы все это прекрасно понимаем, – заверил его Тоб. – Как и то, что Аглая одним своим присутствием преобразила наш старый дом. Раньше я видел отца таким счастливым только на сцене… А ты сам, Вик, о чём думал?
– О малышке Эль, – признался тот. – Хотя она уже, наверное, не малышка – ей уже семнадцать… Исполнилось бы. Ведь там время течёт по-другому.
– Пока неизвестно, что там вообще произошло, быть может, и ход времени изменился, – возразил Тобиас. – Моей сестре тоже только семнадцать, а выглядит как ровесница Евы: хоть сегодня замуж выдавай, как говорит мама…
– Я даже представить не могу Эль взрослой! Для меня она – всё ещё моя маленькая сестрёнка… – Виктор немного помолчал, прежде чем продолжить: – Знаете, я ведь понимаю, что хотела сказать Аглая, ну, сегодня утром: мол, Элинор сделала свой выбор… Однако есть ещё кое-что, о чём я вам не говорил: в тот момент, когда Эль уходила, я поклялся, что верну её. А она ответила, что будет ждать!