Песни в пустоту
Шрифт:
Алес Валединский
Был концерт в “Факеле” 8 мая 99-го – там “Адаптация” играла, еще кто-то. Прямо передо мной сидел гений русского рока Борис Усов с подругой, и они так шумно пили водку, что я покинул зал и стал где-то рядом ходить. И кто-то меня спросил: а ты знаешь, что Веня Дркин в коме? И вот с того момента понеслись созвоны – что надо что-то делать, тащить его в Москву…
Игорь Бычков
После возвращения Анчута стала вести переговоры с гематологическим центром на “Динамо”. Подписала бумажки, мол, мы все оплатим, у нас куча денег… И поехала забирать его из Луганска. В это время мне позвонили из программы “Взгляд”: давайте
Алес Валединский
Была совершенно анекдотическая ситуация – я понимаю, что в это невозможно поверить. Анчута же стучалась куда только можно – “ВИД”, “Взгляд” и так далее. Было в том числе и общение с “Нашим радио”, и от него остался совершенно анекдотический пересказ. Я в него не верю, но я его ясно помню. Там последовал грубый и некорректный отказ, и якобы отказ был от Козырева, и якобы он был с формулировкой, какую изобличатели жидомасонов будут придумывать и не придумают: “Наши заокеанские хозяева этого не одобрят”. Бред, но впечаталось ярко.
Владимир Кожекин
Когда узнали, что он умирает, Москва очнулась и попыталась его спасти. Вплоть до того что было обращение 250 московских школьников лично к Лужкову, чтобы Дркину позволили тут лечиться. Устроили все, да. Но там уже врачи ходят и говорят: чувак, ну ты в принципе уже должен умереть был вчера. Тела уже не было – кости лежат и глаза горят, как в концлагере. Шевелиться не может, ничего не может, при этом говорит: “Пацаны, я встану, все будет нормально”. Записки к поклонникам: “Все будет х…” Шутил, радостный был – чтобы родственников не парить. Все держалось на драйве – и после того, как ему сказали, что все, осталось три дня максимум, он держался еще недели две.
Сергей Гурьев
Оля Барабошкина, с которой я дружу, уже тогда была очень прагматичной, понимала менеджерскую основу. Я ей как-то завел “Крышкин дом”, и ей совершенно сорвало каску – она стала говорить, что надо этим человеком заниматься, чем-то помочь. Я отвечаю, мол, да, но он вроде бы уже умирает. И чуть ли не сразу после этого с Барабошкиной встретился Шульгин – у него тогда был какой-то интерес к андеграунду. И у него тоже сорвало каску.
Александр Шульгин
О Дркине я впервые услышал от каких-то знакомых – ну, кто-то из них слушал, сказал мне, как это обычно бывает. Но познакомились мы уже в тот момент, когда возникла эта ситуация – что есть талантливый музыкант, у него есть сложная проблема, и надо что-то делать.
Ольга Барабошкина
У меня был приятель, который был соседом по даче Саши Шульгина – он в тот момент имел определенный вес, был мужем Валерии, владел своей компанией, издавал пластинки и так далее. И меня с ним познакомили, потому что Шульгину вдруг стал интересен андеграунд, решил попробовать как-то с ним поработать, тогда же был эпизод, когда Шульгин встречался с Неумоевым, – очень отдельная история. Я ему тут же дала диск Дркина, и буквально на следующий день мне позвонил этот мой приятель и сказал – Оля, мы гуляем по Арбату, слушаем Дркина и пребываем в полном восторге. И, мол, Саша считает, что надо попробовать этим человеком заняться – но там вроде бы были какие-то проблемы? Я говорю – да, он болен. Но находится в Москве. Давайте встречаться. Видно было, что Шульгин очень, очень загорелся этим проектом. Очень Веня ему понравился. И он сказал – давайте попробуем, может быть, еще можно что-то сделать.
Петр Глухов
Валерия
Игорь Бычков
Они возникли тогда, когда дело было уже безнадежно. И я шляпу перед ними снимаю, потому что… Может, они думали, что все поправимо, когда они ввязывались, но, когда они увидели ситуацию, было понятно, что уже все за критической чертой. Но они не развернулись и не ушли, они помогали до конца.
Александр Шульгин
Рассказ про помощь от первого лица в любом случае будет выглядеть бахвальством. Я не хочу про это говорить.
Ольга Барабошкина
Шульгин, конечно, пытался Вене поднимать тонус. Начал ему рассказывать про какие-то перспективы, даже какой-то контракт дал читать – ну, чтобы у человека появились какие-то стимулы. И действительно, глаза у Вени горели какое-то время. Здесь надо отдать должное Шульгину – он себя проявил очень по-человечески правильно. Там сделать уже, видимо, было ничего нельзя – но можно было постараться, чтобы человек не чувствовал себя покинутым.
Владимир Кожекин
Оля Барабошкина дала записи Шульгину, после чего тот сказал: все, покупаем. И Валерия пришла к нему, умирающему, в больницу, зачитала контракт. На что Дркин ответил – что может предложить Москва музыканту, кроме как акт публичного мужеложества? Я этот контракт видел: никаких живых денег, жесткая кабала, все принадлежит лично Шульгину – а родственники на проценте. Но Шульгину надо отдать должное: он и в лечении участвовал, и в похоронах. А Валерия вообще пришла на первый фестиваль памяти в ЦДХ и там что-то спела.
Алес Валединский
Историю с Шульгиным я видел, еще не имея представления ни о каких издательских делах. А как это извне выглядит? Вот издательство выпускает кассету, про которую неизвестно, продастся она или нет. И платит автору шестьдесят долларов за тысячный тираж. Это казалось дикостью – как же так, издатели наживаются на авторах, обманывают! А если изнутри посмотреть – никто ни на ком не наживается, с точки зрения финансовой все занимаются абсолютно бессмысленной деятельностью. Но тогда те суммы, которые предлагал Шульгин, казались дикостью. А условия мне кажутся дикостью до сих пор, хотя это мировая практика – издательства стараются скупить под корень по возможности все. То есть передайте за спасибо все ваше творчество, и прошлое, и будущее, и настоящее. А Венька не хотел подписывать. Можно, наверное, сказать – был неправ, в смысле, что человек ничего не сделал ни для популяризации, ни для себя. Но в случае с Шульгиным, конечно же, ничего бы не получилось. Если бы он зацапал права – разве что он бы продал четыре-пять хитовых песен, и какие-нибудь певички бы это пели. Стало бы теплее и легче кому-либо от этого? Сомневаюсь.
Александр Шульгин
Никаких определенных планов на Веню, никаких контрактов у меня не было и быть не могло. Как я могу строить планы с человеком, если мне сказали, что его через месяц не будет? Если он таял на глазах? Мы пытались надеяться на чудо, но с первого же его поселения в больницу все было понятно. Все, что было дальше, – это поддержание жизнедеятельности. И все разговоры, которые велись, – они велись именно в этих ободряющих целях, мол, Веня, встанем, поедем, все будет хорошо, еще запишешь альбомы, еще концерты будут, и так далее. Просто чтобы поддержать человека.