Песочное время - рассказы, повести, пьесы
Шрифт:
– Все будет в порядке, ma tante, - сказала она покойно.
– Условие в силе.
– А! тем лучше.
– Тетя Ната сама поспешила кончить разговор и ушла в переднюю к гардеробу. Кис, сразу ожив среди общего веселья, увязался следом, чтобы помочь ей снять пальто.
Все же звонок директора обеспокоил тетю Нату.
– Это, конечно, из-за прогулов?
– спросила она еще, вернувшись в комнату.
– Конечно, - сказала Ёла.
– Я, оказывается, развратила весь класс. Они только и ждут, чтобы сбежать ко мне с уроков.
– А, вот оно что, - тетя Ната
– Само собою, Кис и тут тоже первый?
– Само собой.
– Ну, Кис, жди, - она погрозила Кису, как раз явившемуся за нею следом.
– Доберусь до тебя. Портишь девочке репутацию, а потом галантничаешь в прихожих? Хорош!
– Что вы, как это можно!
– лицемерно поразился Кис.
– Да-да, знаем: невинная овечка. Но мы еще с тобой поквитаемся... И, притворно сведя брови, она удалилась на кухню.
– Бездельники, эй!
– раздался оттуда ее голос минуту спустя.
– Кто остается обедать - оставайтесь. Остальные марш по домам.
– C'est l'ordonnance de la femme, voila!* - сказал Кис, разведя руками.
Распоряжение было вскоре же исполнено. Всем и действительно пора было расходиться. Кис ушел с Тристаном, вслед за ними Ира. Света, перекинув через локоть шубу и прихватив портфель, спустилась к себе вниз. Обедать осталась одна Маша.
Ни она, ни Ёла не чувствовали в себе того прилива сил, с которым тетя Ната взялась за стряпню, и почти ей не помогали. Но тетя Ната вовсе и не нуждалась в помощи. Она не думала долго оставаться дома, а к бодрому расположению духа у нее были свои причины. Отварив в два счета вермишель и стушив биточки из готового фарша, она еще нажарила к чаю тарелку бледных, похожих на шляпки опят, блинов, после чего, поев, отбыла, заметив напоследок вскользь, что вечером приглашена в гости. Маша и Ёла остались сидеть на кухне в ожидании, пока комната проветрится от табака. Чуть погодя, к ним присоединилась и Света, соскучившаяся у себя внизу.
Небольшой разговор, который произошел тут меж ними, пожалуй, мог бы кое-что изменить в жизни Киса, узнай он о нем вовремя. И хотя Ёла передала ему в общем виде суть дела, но уже после, дня три спустя. Таким образом, в этот вечер status quo кисовых чувств оставался еще неприкосновенным и, как Кис думал сам, навсегда. К его несчастью, он ошибался.
– Кого мне жаль, так это Киса, - сказала Света, привольно развалясь на стуле в углу так, как никогда бы себе не позволила в присутствии мальчиков.
– Бедняга из кожи лезет.
– Ты бы хоть поговорила с ним, - сказала Ёла Маше.
– Зачем?
– тихо спросила Маша.
– Может быть, он успокоится, - Ёла вздохнула.
– Сегодня битый час о тебе толковал.
Она поднялась и ушла в комнату собирать пиалы.
– Я не виновата в этом, - сказала Маша.
– Ну что я поделаю? Я не знаю, о чем с ним говорить; о литературе?
Света усмехнулась.
– Хорошо живется Тритонову. Уж его-то ничто не колышет!
– Я и так с ним часто разговариваю, - продолжала Маша грустно. Она отвернулась и стала смотреть в окно. Напрасная любовь Киса действительно ее печалила.
– А чт( твой Пат?
–
– Балбес он, этот Пат, - сказала она Свете, составляя пиалы в раковину, где уже была обеденная посуда.
– Сегодня вечером будет... Но вообще-то балбес.
– Знаете, - вновь поворачиваясь к ним, сказала вдруг Маша.
– Мне вчера Гарик звонил.
– Ты что?!
– поразилась Света и даже сама села прямо на стуле. Ёла, которая слышала о Гарике впервые, насторожилась.
– Правда. Позвонил ночью, - глаза у Маши потемнели, и она словно вгляделась во что-то.
– Ты взяла трубку?
– Я. Больше никто не проснулся. Стояла под форточкой и тряслась, пока он говорил.
Девочки помолчали.
– Дура же ты, Машка, - заключила, наконец, посвященная в дело Света.
– Он хоть приедет?
– Приедет, - сказала Маша, опустив голову.
Ёла представила себе, как вскакивает Маша спросонок и потом дрожит под морозной форточкой, и поёжилась. Ей и самой стало что-то зябко в своем халате: она так до сих пор и не собралась одеться. Но в глазах Маши было другое, еще более темное, чем прежде над кофейным п(ром, - и этого Ёла уже не заметила.
...Остановившись на углу проспекта и ***ской улицы, Тристан и Кис попрощались.
– А Иринка вообще-то ничего, - сказал Тристан напоследок.
– Даже очень.
– Ты влюбись, - посоветовал Кис. Он усмехнулся, дернув щекой, они пожали друг другу руки и расстались до вечера.
* * *
Вечер наступил по-зимнему рано. Еще не было и восьми часов, но уже смерклось совершенно, до полной тьмы, и вместе с тьмой с востока пришел свежий и колкий после оттепели мороз.
На квартире у Орловской к этому времени все было готово для приема гостей. Ma tante торжественно и весело удалилась, махнув Ёле рукой и запахивая пальто вокруг нового, к празднику сшитого платья. У нее это называлось "подарок самой себе": - "Лучшее приложение ко всем тем безделушкам, которые только и жди от мужчин!" Напоследок, уже из прихожей, она пожелала Ёле "не соблазнить тут кого-нибудь ненароком" и добавила, что будет домой только после полуночи. Хитрая тетушка, конечно же, и в этом вопросе блюла свои принципы, правда, без особого риска: на благоразумие Ёлы в самом деле можно было положиться.
Проводив ma tante, Ёла остановилась на миг перед зеркалом, посмотрела себе в лицо и, рассмеявшись вместе и своим и тетушкиным мыслям, пошла дослеживать еще не вынутый из духовки пирог - главное угощение, приготовленное ею для вечера.
Гости в этот раз запаздывали. Пирог успел простыть на столе, когда у дверей, наконец, позвонили. Появился Тристан, неся в одной руке коробку покупного торта, в другой магнитофон (как он и обещал) и благодушно осведомляясь, все ли уже на местах. Он был внутренне смущен, узнав, что прибыл первым, однако виду не подал.