Пьесы
Шрифт:
МАРТИН. Нет, он ушел. (Насвистывает мелодию из «Дикой утки».)
ЭЛИН. Ну и?..
МАРТИН. Чего ты от меня хочешь? Чтобы я вышвырнул его на улицу?
ЭЛИН. Возьми его в ежовые рукавицы. Попробуй быть настоящим отцом.
МАРТИН. Ты думаешь?..
ЭЛИН. Чем это так пахнет?
МАРТИН. Что?
ЭЛИН. Чем это от тебя пахнет?
МАРТИН. От меня? Ничем. Я жевал
ЭЛИН. Мы говорили о Давиде.
МАРТИН. Это ты говорила о Давиде.
ЭЛИН. Не я, а Георг. Но я с ним совершенно согласна.
МАРТИН. Ты ведь и сама знаешь, как лучше. Тебя он боится гораздо больше, чем меня.
ЭЛИН. Тогда ты должен помочь мне. Если он прибежит к тебе, стой на своем.
МАРТИН. Ну да… Сделаю все, что смогу. Договорились? Я тут меню на завтра составил — у тебя нет минутки, чтобы взглянуть?
ЭЛИН. Мартин. Ты должен подняться к нему в комнату и поговорить с ним в тишине и спокойствии. Объяснить ему, что дальше так продолжаться не может… В понедельник можем съездить на биржу труда. Стыд да и только — он сидит дома целыми днями. На улицу его не выпихнешь, даже в летний лагерь не хочет.
МАРТИН. Да ладно тебе, он же был в «Орлятах» несколько лет назад.
ЭЛИН. Ты разве не помнишь, во что это вылилось?
МАРТИН. Так можно мне, наконец, зачитать меню?
ЭЛИН. Что?
МАРТИН. Я все же пытаюсь вести дела.
ЭЛИН. Читай что хочешь.
МАРТИН. Благодарю. (Откашливается.) Начнем с деликатесных бутербродов. Тарталетки с жульеном. Прозрачный суп из бычьих хвостов — на закуску. А потом, пожалуй, заливное из морского языка.
ЭЛИН. Завтра рыбы не будет.
МАРТИН. Отчего же? Завтра сюда приедет торговец рыбой, чтобы навестить свою мать в доме престарелых. Я попросил его прихватить несколько морских языков.
ЭЛИН. Но ведь это дополнительные расходы.
МАРТИН. Возможно.
У нас гостиница или дешевый кабак?.. Далее. Рябчики — подходит? Телятина, грибы в горшочках, соус с белым вином и…
ЭЛИН. Разве рябчиков не достаточно?
МАРТИН. Кто у нас придумывает меню — ты или я?
ЭЛИН. Но ведь это ни к чему.
МАРТИН. Кто здесь старший официант?
ЭЛИН. Просто не понимаю, зачем нам столько разных блюд, если все равно никто не приходит.
МАРТИН. Сейчас у меня нет сил тебе объяснять.
ЭЛИН. Ты ведь не собираешься сегодня готовить телячьи мозги? Мы же хотели оставить телятину на понедельник.
МАРТИН (кричит). Черт побери, да она протухнет к этому времени! Ты что, не понимаешь? Она протухнет! Вот тогда пусть твоя Мона и подает ее, да? Плевать я на все хотел. Десерт огласить или как?.. Замороженный пудинг из фруктов подходит или подадим груши?
Вина: амонтильядо, марго… Нет, это слишком изысканно. Вина вычеркиваем. Водка, легкое пиво, темное пиво. После чего мы можем спокойно снять картину Дарделя в столовой первого класса и повесить на его место Ларса Нормана!
ЭЛИН. Скотобойне тоже надо платить?
МАРТИН. Естественно. Ты что, не соображаешь?
ЭЛИН. И хлебопекарне?
МАРТИН. Им надо было заплатить три недели назад… Платить надо всем, кроме меня. А как же!
ЭЛИН. Да?
МАРТИН. Да, Элин. Не знаю, почему так выходит: я работаю по восемнадцать часов в сутки — так же, как и ты, а дела медленно, но верно идут все хуже и хуже.
ЭЛИН. Именно это я и хотела сказать.
МАРТИН. Не видать никакого просвета. Правда?
ЭЛИН. Не надо было арендовать этот сарай.
МАРТИН. Ой, только не начинай опять! Я же не виноват, что этот проклятый социал-демократ парой росчерков на бумаге угробил всю мою жизнь, все стремления и разрушил все, что мы сделали. Ну разве я виноват?
ЭЛИН. Мне казалось, что когда-нибудь будет лучше.
МАРТИН. Так ведь и стало. Стало лучше! Мы работаем на самих себя, хоть это сейчас и не приносит дохода… Но ведь это дело принадлежит нам! Неужели для тебя это ничего не значит? Может, на почте тебе нравилось больше?.. Хочешь опять вернуться и разъезжать туда-сюда?.. Они ни в чем не нуждаются, никогда не выходили голодными из-за стола, у них было все, чего бы они ни пожелали… Они чертовски избалованны, просто стыдно. У каждого своя комната, а я… у меня даже кабинета нормального нет, где я мог бы спокойно сидеть и вести дела. Приходится сидеть в этой каморке у всех на виду.
ЭЛИН. Мне никогда здесь не нравилось… Я не хотела сюда переезжать. Все мои друзья и знакомые…
МАРТИН. Знаю я, что они говорят! Я знаю, что они обо мне думают… Но кто из них может похвастаться годовым доходом в двести десять тысяч крон?.. И после этого я должен остаток своих дней проработать официантом? Для других надрываться? Этого ты ждешь, да? Ни за что! К Я никогда туда не вернусь. Скорее покончу с собой… Вот когда ты сможешь снова переехать в Стокгольм и жить там на деньги, полученные по страховке. А я в состоянии себя обеспечить. Я никому ни копейки не должен!