Петербургский прозаик. Альманах №1

Пишущая братия, ссылаясь на свободу творчества, придумывает иногда самые невероятные истории, но реальная жизнь даст фору любой фантазии. Вот и мне однажды довелось стать свидетелем настолько диковинного случая, что расскажи мне о нём кто-нибудь другой, я бы не поверил.

В те далёкие советские времена, в середине шестидесятых, я работал шеф-инженером в конструкторском бюро на ЛМЗ (Ленинградском металлическом заводе) и находился в длительной командировке на Братской ГЭС [1] , участвуя в монтаже турбин. Мне нравилась огромная молодёжная стройка, где бетон клали в сильные морозы, а гидроагрегаты входили в строй один за другим. Про Ангару и Байкал и говорить нечего! Мне нравился Братск, новый город, вырастающий в тайге, как на дрожжах, куда приезжали известные артисты и певцы. В старом клубе «Комсомолец» молодой Кобзон исполнял «сибирские песни» тогда тоже ещё молодых Пахмутовой и Добронравова. Позже в новом клубе, под тем же названием, выступал молодой поэт Евтушенко. Простуженный, в чёрном свитере, под гром аплодисментов, он читал поэму «Братская ГЭС», первая глава которой называлась «Владимир Ильич Ленин». А как забыть выступление легендарного Фиделя Кастро?!

Тысячи строителей ждали его на стадионе несколько часов. Поезд из Иркутска опаздывал из-за частых остановок – люди из таёжных посёлков и заимок выходили к железной дороге, чтобы увидеть Фиделя. Ему приносили орехи и мёд, подарили медвежонка. Ждали не зря: его пламенная речь настолько вдохновила нас, что, казалось, скажи Фидель: «Вперёд, за мной», – мы все кинулись бы за ним на любой бой. Вот какой Фидель Кастро был трибун!

Однако, всё хорошее рано или поздно заканчивается. И однажды, прилетев на завод, узнаю, что вместо Братска меня командируют на Череповецкую ГЭС. Коллеги сочувственно качали головами, рассказывая, какая там глушь и тоска. Но я был молод, мне нравилось ездить и летать в командировки. А узнав, что на ГЭС будут монтироваться первые в стране капсульные агрегаты – сомнения исчезли.

И вот уже вечерний поезд Ленинград – Вологда несёт меня в темень с Московского вокзала. Забравшись на любимую верхнюю полку, под тихий говор строителей из Череповца, я незаметно уснул. Утром, когда после мытья- бритья я вернулся в купе, мои спутники пригласили меня завтракать. На столе лежали курица, варёные яйца, бутерброды с колбасой и сыром – тогда в поездах было принято закусывать сообща, выкладывая на стол у кого что было. Что-то выложил и я. Плотно позавтракав и, выпив стакан чая, принесённый проводницей, я вышел в коридор покурить.

Вагон раскачивало, поезд шёл быстро. За окном стояла глубокая осень. Проносились какие-то строения, были видны деревья с опавшими листьями, размытые просёлочные дороги, телеграфные столбы, женщины с флажками на переездах.

Но вот справа задымили высокие трубы металлургического комбинатами, подъезжали к Череповцу. Мои попутчики вышли, поезд снова тронулся, и я, сидя, задремал. Разбудила проводница: – Шексна.

Спустившись по ступенькам из вагона, я огляделся и понял, что, несмотря на договорённость, меня никто не встречал. Было холодно, шёл дождь, и я пошёл погреться в небольшой зал вокзала. Люди, с мешками и сумками, сидели на деревянных скамьях; от круглой печи, обитой гофрированным железом, шло тепло. Полумрак, запах дыма, потрескивание дров – в этом зале я просидел около часа.

Наконец появился молодой парень в брезентовом плаще, он взял мой багаж и пошёл к выходу. Снаружи стояла видавшая виды полуторка, в кузов которой шофёр забросил мой чемодан. Я залез в кабину, и мы поехали. Грузовик натужно ревел, проваливаясь в колеях, заполненных грязью, дождь хлестал в ветровое стекло. Вскоре мы въехали в небольшой посёлок, по обеим сторонам дороги стояли разношерстные дома. Справа, метрах в десяти от дороги, начался и долго тянулся высокий забор с колючей проволокой по верху. Грузовик повернул налево и остановился у общежития – двухэтажного деревянного здания. Открыв дверцу кабины, я спрыгнул вниз и по щиколотку ушёл в грязь. Шофёр выругал меня за поспешность, вытащил чемодан из кузова и вошёл в здание. Я последовал за ним и оказался в середине длинного коридора, напротив лестницы на второй этаж. С обеих сторон в коридор выходили двери, одну из них, справа от лестницы, мне открыли. В комнате, начиная от окна, вдоль стен стояли две застеленные кровати с тумбочками. Слева от входа –

платяной шкаф, справа – зеркало, стол и два стула. В этой комнате, с небольшими перерывами, мне предстояло жить больше года.

Уже через несколько дней я понял, что здесь не Братск, а другая стройка и другая жизнь. А как, если не глухим, назвать это место? Вечно серое небо, неказистые постройки и сараи, разбитые дороги, пыльные летом и заваленные снегом зимой. Место, где осенью шли долгие дожди, и казалось, что кроме дождя и липкой грязи ничего нет. Где деревянные мостки, сколоченные кое-где для пешеходов, были единственным спасением от грязи, не считая резиновых сапог. В грустную картину органично вписывались находящиеся в округе шесть исправительно-трудовых колоний (одна – женская), в которых отбывали сроки уголовники всех мастей. Один из таких лагерей находился рядом с нашим общежитием: бараки, высокие заборы в два ряда с колючей проволокой по верху, вышки с автоматчиками и прожекторами. Заключённые, или, попросту, зэки, работали на лесопильном заводе и в различных мастерских. Можно было видеть, как серо-зелёные колонны заключённых шли по дорогам под охраной автоматчиков и собак: утром – на работу, вечером – обратно в лагерь.

И надо же случиться, что именно в таком месте, на реке Шексне, начали строить Череповецкую ГЭС, примыкающую к шлюзу № 7 знаменитого Волго-Балтийского канала. Строительство ГЭС и модернизация шлюза № 7 входили в реконструкцию канала, проводившуюся последние несколько лет. Строителей не хватало, и на земляных и строительных работах использовались заключённые близлежащих лагерей. Работали заключённые на шлюзе № 7 и на Череповецкой ГЭС.

К моему приезду строительство шлюза № 7 было окончено, а на ГЭС монтажные работы только начались. Они шли медленно, не хватало квалифицированных монтажников, сюда никто не хотел ехать. К тому же, конструкция агрегата была новой, и технология монтажа отрабатывалась по ходу работ. Старший прораб монтажного треста «Спецгидроэнергомонтаж» (СГЭМ) Евгений Константинович, пожилой уже человек, нервничал. График работ срывался, совещания шли каждый день. Через пару недель ситуация улучшилась – приехали опытный бригадир, ещё один мастер и с десяток монтажников. Занял соседнюю комнату в общежитии мой начальник, Владимир Фёдорович, опытный инженер, монтировавший турбины ещё до Отечественной войны. Появился сосед и в моей комнате – Володя, инженер с завода, на год младше меня.

Зона на Череповецкой ГЭС представляла собой территорию, огороженную с 4-х сторон заборами с колючей проволокой. Заборы шли со стороны водохранилища, вдоль насыпи шлюза и вдоль реки Шексны. С четвёртой стороны в середине забора располагался контрольно-пропускной пункт (КПП) – ворота для автомашин и для прохода зеков, и отдельный вход для гражданских. По углам зоны – вышки с часовыми, снаружи зону обходили патрули с собаками.

К КПП зеков привозили на грузовиках, они сидели в кузовах на скамьях, на каждой – по 5–6 человек, спинами к кабине. На скамье у кабины лицом к зекам – двое солдат с автоматами и собака. Открывался задний борт, и по команде с последней скамьи один за другим зэки спрыгивают на землю. По команде спрыгивают зэки со следующих скамей, на земле они строятся в колонну, окружённую солдатами с автоматами и собаками на поводках. Также разгружаются остальные грузовики, всё идёт быстро и чётко, слышны только команды и злобный лай натасканных собак. Зэков пересчитывают, офицеры обмениваются расписками «сдал – принял». Грузовики уезжают, и через ворота КПП колонна зэков идёт в зону.

Помню сложные чувства горечи и стыда, охватившие меня, когда я впервые увидал, как людей, словно животных, загоняют в загон в окружении собак и под дулом автоматов. Эти чувства долго не покидали меня, но, в конце концов, прошли.

Я не сильно переживал из-за работы в зоне. Хотя знал, что там нет солдат и надзирателей, и разговоров всяких наслушался – зальют, мол, в бетон – ищи потом! Было много советов, но я запомнил главный – ничего из зоны не выносить, ничего не приносить. Запомнился первый проход в зону через вход для гражданских на КПП, похожий на шлюз. Охранник открывает дверь, и входишь в тамбур, за спиной с лязгом закрывается дверь. В окошко слева называешь фамилию и отдаёшь пропуск, дверь впереди открывается охранником – и ты в зоне. Всё просто и надёжно. Утром, как правило, короткое техническое совещание в комнате специалистов ЛМЗ в здании дирекции, расположенном в сорока метрах от КПП. На ГЭС привычная картина: бетонные стены с торчащей арматурой, узкие проходы и опасные проёмы, строительный мусор под ногами и запах бетона, работающие строители и монтажники. Знакомая симфония монтажных работ: грохот пневматических молотков и кувалд, шум компрессора и шипение сжатого воздуха, треск и сверкание сварки, завывания передвигающегося крана над головой.