Петербургский прозаик. Альманах №1
Шрифт:
5. Знакомство с бригадиром
В первые дни, как и ожидалось, зэки одолевали меня просьбами принести папиросы и чай – два основных товара, ценившихся в зоне. Предлагали деньги, резиновые сапоги и новую рабочую одежду, шившуюся в женском лагере: ватные куртки, брюки, брезентовые плащи. Следуя советам, я отказывался, и зэки отстали от меня. Но когда я начал съёмки монтажа, начались просьбы сделать фото на память. Я отказывал, но один зэк не унимался. Всё чаще и чаще он попадался мне с просьбами в тёмных и безлюдных местах, каких на ГЭС было в избытке. Это уже походило на угрозы. Что делать? Отказаться – опасно, пожаловаться охране – бесполезно: она – снаружи. Согласиться – нарушить закон, да и от зэков потом не отбиться. И я организовал встречу с бригадиром зэков.
Бригадир, по-лагерному – бугор, крепко сложенный человек, лет сорока, появился в сопровождении молодого красивого парня восточного типа, бывшего чем-то вроде ординарца. Наш разговор начался в шахте агрегата и продолжился с чаем в комнате ЛМЗ. Бригадир внимательно слушал наши рассказы о капсульном агрегате, о монтаже, о наших проблемах. Под конец я попросил помочь бригадира избавиться от настырного зэка. Его ответ был коротким и обрадовал меня: «Делайте свои фотографии, мешать никто не будет».
Слово своё бригадир сдержал. Надоедливого зэка если я и видел, то только издалека. С просьбами больше не приставали. Забылось имя бригадира, но осталось впечатление сильной и волевой личности. Он «держал зону», зэки его боялись и слушались беспрекословно. Бригадир не терпел возражений и, не задумываясь, пускал в ход кулаки. Бригадир, как и многие зэки, был способен на неожиданные поступки. Однажды из-за ошибки строителей пришлось рубить бетон в отверстиях под шпильки статора турбины. Непривычная для монтажников работа шла медленно, и, как всегда в таких случаях, собралась толпа зэков. Появился и бригадир. Какое-то время он наблюдал за работой, потом выругался, скинул куртку и шапку на руки ординарцу и, схватив рубочный молоток, с ожесточением начал рубить бетон. Работал бригадир не жалея сил, и минут через двадцать всё было кончено. Вспотевший бригадир отдал монтажнику молоток, оделся и сказал: «Вот так надо работать. А что если бы меня ещё и мясом кормили?» Явно довольный, он удалился.
6. Питание в зоне, немного о теплоходах
Не знаю, как кормили зэков по утрам и вечерам в лагере, но в зоне их кормили плохо. Еду привозили на грузовике в молочных бидонах. На первое – щи из капусты и супы из круп, мяса практически не было, правда, на поверхности плавали какие-то жировые блёстки. На второе – различные каши, иногда макароны. Тоже без мяса. На третье – жидкий компот или не очень сладкий чай. К тому же, пища даже летом была остывшей, и зэки разогревали бидоны на кострах. Жаловались зэки и на хлеб, в который стали добавлять кукурузу. Ухудшение питания произошло в годы «хрущёвской оттепели». Зэки говорили, что в пятидесятые годы на Волжских ГЭС их кормили лучше, не было таких ограничений в получении писем и посылок из дома. У зэков были специальные книжки, куда заносилась их зарплата, по ним можно было купить продукты, папиросы и чай; выходя на свободу, зэки имели какие-то деньги. Практиковалось досрочное освобождение за добросовестный труд. Что так было на «сталинских стройках коммунизма», я слышал и от моих старших коллег, работавших на этих стройках.
В тёплое время года через шлюз по речным маршрутам «Ленинград – Москва» и «Ленинград – Астрахань» проходили комфортабельные пассажирские теплоходы. Чтобы посмотреть шлюзование, на палубы выходили многочисленные пассажиры. И представьте себе, какую фантастическую картину они сверху наблюдали: внизу, под откосом шлюза, горят костры, вокруг них снуют и сидят люди в куртках и ватниках. И всё это окружено заборами с колючкой и вышками с солдатами. Не менее впечатляющая картина наблюдалась и из зоны, особенно по вечерам. По мере заполнения шлюза водой, вверху над откосом, медленно вырастал огромный, ярко освещённый теплоход, гремела музыка, на палубах толпилась нарядная публика. Неизвестно, что чувствовали заключённые в такие минуты, но внешне они оставались безучастны и продолжали греться и чифирить у костров. Для нас же теплоходы из Ленинграда были местом, где можно было купить пиво – во время остановок перед шлюзом буфетчики продавали нам «Жигулёвское» в бутылках.
7. Жизнь – не только работа
Конечно, стройка и монтаж на ГЭС были главным, ради чего мы приехали в это глухое место, жили в необустроенном общежитии, месили грязь сапогами и работали в зоне. Но наша жизнь, как и везде, состояла не только из работы.
На втором этаже общежития по вечерам мы смотрели телевизор. Особенно много народу набивалось в комнату, когда показывали хоккейные матчи. Рядом с общежитием находился небольшой клуб, где показывали фильмы. Я часто бывал в библиотеке при клубе, в которой имелось неплохое собрание книг, в том числе дореволюционных, была даже энциклопедия Брокгауза. Похоже, многие книги попали в библиотеку после революции из разорённых помещичьих усадеб. Вечерами на катушечном магнитофоне я слушал уроки английского языка и песни популярного тогда Булата Окуджавы: «Король», «Полночный троллейбус» и другие песни 50-60-ых годов, лучшие в его творчестве.
Недалеко от общежития была столовая, куда, как и в клуб, были проложены деревянные мостки. Мы любили эту столовую; обслуживали её симпатичные и добрые женщины, говорившие по-вологодски, сильно окая, что вначале было мне в диковину. В столовой всегда пахло испечённым хлебом – он горками лежал на столах. В те времена хлеб в столовых был бесплатным – ешь сколько хочешь. Блюда из местных продуктов были вкусными и свежими, а порции – большими. А какие пироги и пирожки пекли эти женщины! Сметана и молоко были выше всех похвал, а иногда нам перепадало знаменитое вологодское масло. Оно, как правило, в бочонках поставлялось на экспорт. Вкус и аромат этого масла помнится до сих пор. Увы, уже нет коров и лугов, чтобы делать такое масло. И, конечно, большой отдушиной для нас была рыбалка. Каждое воскресенье – тогда был один выходной и шестидневная рабочая неделя по семь часов – обитатели общежития двигали на рыбалку. Летом – на реку и водохранилище. Зимой – на лёд водохранилища, где можно было часа за три наловить ведро рыбы, правда, не очень крупной. За крупной рыбой ездили на озеро Белое на грузовике. В кузове с нами ехали местные охотники с собаками. Они вылезали раньше, на обратном пути мы подбирали их с подстреленными зайцами. По снежной дороге мы проезжали опустевшие деревни, по сторонам стояли деревянные, часто двухэтажные дома, украшенные затейливой резьбой. Позже, читая «Чёрные доски» Солоухина, я вспоминал эти заброшенные вологодские деревни. На озере Белом мы ловили больших окуней они с трудом проходили через лунки. На «кружки» умельцы ловили крупных щук. В такие дни в общежитии вкусно пахло рыбой.
8. В нашей зоне порядок, в лагерях случались побеги
Мы вели монтаж оборудования, и всегда рядом с нами были зэки: они «вязали» арматуру, ставили опалубку и клали бетон. Они сновали взад-вперёд по всей зоне, что-то делали, что-то таскали, чистили территорию и разводили костры. Они были повсюду. Зэки убирали наши комнаты, и мы не запирали столы и шкафы, зная, что они откроют любой замок.
Конечно, всё это беспокоило и действовало на нервы. Ведь зеки были уголовниками различных мастей – воры, грабители, бандиты, отбывающие сроки за свои преступления. А уголовники – народ особый, у них свои законы, иногда очень жестокие, своя мораль, свои особые взгляды на жизнь. И вот на небольшом пространстве их уголовная жизнь пересеклась с нашей обычной, человеческой жизнью. И ничего страшного не случилось. В зоне было спокойно, работа шла нормально, по графику, без скандалов и происшествий. Это устраивало и администрацию лагеря, и зэковских вожаков, возможно, даже была негласная договорённость между ними. Администрация, хотя и привозила в зону зэков из лагеря строгого режима (сроки – не менее десяти лет), но только тех, кому оставалось до выхода на свободу один, два года. Это – чтобы не было смысла бежать или нарушать порядок. В самой зоне, как видно из случая с моими фотографиями, нужный порядок наводил бригадир. Ему, наверняка, помогали другие авторитеты из лагеря. Их устраивало, что в зону проносились табак, чай, водка и деньги, и всё это могло потом попадать из зоны в лагерь. Зэки в зоне пользовались определённой свободой, легко доставали чай и табак, спокойно чифирили и грелись у костров. Администрация лагеря, ради обеспечения порядка и нормальной работы в зоне, смотрела на эти небольшие вольности сквозь пальцы.
В итоге, за год с лишним в зоне не было каких-либо нарушений и побегов. А из лагерей побеги случались, при мне был такой побег. Однажды ночью вооружённые солдаты разбудили нас. Стуча сапогами, они входили в комнаты общежития, открывали шкафы, светили фонарями под кроватями и с шумом уходили. А утром от зэков мы узнали о побеге. Бежали из лагеря, недалеко от нашего общежития, через вырытый подземный тоннель длиной в несколько десятков метров. Побег удался, бежавших не поймали. Но так бывало редко.
При обсуждении этой темы зэки говорили, что убежать из лагеря или из зоны, в принципе, можно. А вот дальше без помощи извне не обойтись. Ведь в случае побега всё перекрывалось и контролировалось – дороги, вокзалы, машины, автобусы и поезда. Надо было быстро покинуть место побега, нужны надёжные документы и надёжное жильё. А главное – нужно иметь много денег. Тогда имелся шанс быть не пойманными.
9. Среди зэков тоже есть незаурядные люди