Петербургский сыск, 1874–1883
Шрифт:
Константин Александрович придержал сыскного агента за рукав, когда тот собрался покидать ателье, и с обидой в голосе прошептал:
– Мишенька, не ставь меня более в неловкое положение, хотя бы заранее предупреждай о таких визитах.
Теперь дело оставалось за малым. Миша взял пролётку и, поторапливая извозчика, словно тот рядом с лошадью побежит и скорости прибавит, направился на вокзал. Первым делом надо было найти кондуктора, в чьём вагоне достославная троица доехала до станции Лигово, потом… далее Жуков загадывать не стал, а потирал ко всему прочему руки от предчувствия маячившей впереди разгадки Мякотинского убийства.
Сыскному агенту невероятно повезло, кондуктор был на службе и согласно расписанию отправлялся в нужную Мише Стрельну.
Едва взглянув на фотографическую карточку, кондуктор сразу же сказал:
– Ентот один из трёх был, ентот.
– Точно он? – Настаивал Миша, протягивая вновь карточку кондуктору, который нахмурился и с показным раздражением произнёс:
– Да что я человека вспомнить не могу, чай память у меня огого, – и тут же прикусил язык, сконфуженно улыбнулся, поняв, что нельзя разговаривать так со столичным щёголем. Ещё, не дай Бог, подаст жалобу начальнику.– Он там был, не сомневайтесь.
– Благодарю, – Миша и не заметил ни раздражённого тона, ни заискивающего, просто голова занята совсем другим, нежели такими мелочами жизни.
С подножки вагона Миша не спустился, а спрыгнул, нетерпеливо огляделся по сторонам и когда увидел знакомую статную фигуру Селивана, облегчённо вздохнул.
– Здравия, ваше благородие! – Полицейский поднёс руку к околышу форменной фуражки.
– Здравствуй, здравствуй, голуба моя! – Глаза выдавали Селивана, хотел задать вопрос, но не решался, так и стоял, молча, ожидая, когда столичный сыскной агент
что—нибудь спросит. – Вижу покой и тишина в ваших краях?
– Никак нет, ваше благородие, показное всё, народ местный страх чувствует, ведь злодея—то не словили.
– Ты прав, не словили.
– Позвольте спросить? – Селиван кашлянул в кулак, прочищая горло.
– Спрашивай.
– Народ шепчется, но вслух говорить боится, чтобы на себя не навлечь…
– Скоро словим, – перебил Миша полицейского, – не долго осталось топтать землю извергу, не долго, – и сам полез в карман за фотографической карточкой, – ты говорил ранее, что запомнил троицу – гимназиста и двух цивильных, так вот взгляни, не было ли среди них и вот этого.
Селиван взял, как драгоценность протянутый снимок, долго смотрел, поворачивая то вправо, то влево, потом с шумом произнёс:
– Этот был с гимназистом.
– Не ошибаешься? – Миша даже глаз прищурил.
– Никак нет.
– О нашем разговоре никому ни слова.
– Да я…
– Вот именно, никому, – Миша погрозил пальцем.
Кассир Иван Рябов сослался, что не видел попутчиков Сергея Мякотина и долго извинялся за то, что не может ничем помочь сыскному агенту.
Путилинский помощник возвращался в столицу в столь приподнятом настроении, что беспричинно улыбался, глядя, как за окном проплывают проснувшиеся от зимней спячки деревья, суетящийся в заботах народ, тянущийся за паровозом дым.
Глава сорок вторая. Спутники Мякотина
Василий Михайлович улыбнулся уголками губ и хмыкнул, мотнув головой.
– Да, дела.
Налил в стакан горячего чаю и, прихлёбывая, сел за стол. Хотя мысли и теснились беспорядочным клубком, но одна не давала покоя – это описанный Венедиктом молодой человек. Уж больно он Ивана Реброва напоминал! Пробор на голове, лицо, даже платье. Какие ещё тайные помысли вынашивает младший брат убиенного?
Миша остановился на перепутье размышлений: можно в первую очередь доложиться Ивану Дмитриевичу и тогда дело будет раскрыто сыскным отделением, а не конкретно Михаилом Силантьевичем Жуковым, а можно самому довести это трагическое происшествие до конца и снискать себе лавры проницательного агента, орден или новый чин, хотя прежний недавно получен. Но ведь бывают исключения?
Но в конце концов чувство ответственности перед товарищами по службе взяло верх и с вокзала помощник начальника направился в сыскное отделение на доклад к Ивану Дмитриевичу, решив, что так будет правильно.
У дверей Путилинского кабинета встретились со штабс—капитаном, который был настолько озабочен, что не заметил Мишу.
– Василь Михалыч, – окликнул Жуков, – с ног собьёте!
– А, Миша…
– Что—то стряслось?
Орлов пожал плечами, видимо, не хотел отвечать.
Путилин стоял у окна, заложив руки за спину, и раскачивался взад и вперёд на носках.
– Заходите, – сказал он, не оборачиваясь, – располагайтесь, господа, – тяжело вздохнул и направился к излюбленному креслу, – по лицам вижу, что, наконец, дело сдвинулось с мёртвой точки?
– Есть некоторые предположения, – Орлов покачал головой.
– Слушаю.
– Пусть начнёт Миша, – Василий Михайлович смотрел в глаза начальнику.
– Пусть, я не возражаю.
Жуков несколько раз кашлянул, поднеся кулак ко рту, словно певец, намеривающийся исполнить арию.
– Не знаю с чего начать?
– С чего хочешь.
– Вчера мне пришла в голову одна мысль…
– Только одна? – Перебил сыскного агента Иван Дмитриевич.
– Господин Путилин, – начал было Жуков.
– Извини, невольно вырвалось.
– Так вот пришла, – Миша закусил губу и продолжил, – в общем, когда я узнал, что прибудет к полудню Венедикт Мякотин, решил показать его статскому советнику Степанову, ну тому, что в очереди стоял за Сергеем и его спутниками, – пояснил помощник, – ради успокоения совести, что ли. Раз уж мы топтались на одном месте, – Жукова никто не пытался перебить, – пришло в голову, чем чёрт не шутит. Так Степанов его и опознал. Показывать юношу полицейскому со Стрельны, кассиру и кондуктору я не решился, чтобы не вызывать излишних подозрений, поэтому пригласил Венедикта в фотографическое ателье к моему знакомому под предлогом, что тот ищет неординарные лица для портретов и после того, как карточка была у меня я направился в Стрельну, нашёл кондуктора и они тоже опознали в Венедикте человека, который являлся спутником в путешествиях Сергея в день убийства.