Петербургский сыск, 1874 год, февраль
Шрифт:
– Готовы, Иван Иваныч, к заключительному акту сией затянувшейся пьески?
– Готов—то, готов, но не спокойно на сердце, – откровенно признался надворный советник.
– Так всегда, – Путилин снял с вешалки пальто, – всегда присутствует проклятое волнение, словно идешь в первый раз в бандитское логово.
– И у вас? – выдохнул Соловьев.
– А я что ж по—вашему бесчувственный пень, что ли? – Засмеялся Иван Дмитриевич и вышел из кабинета.
По дороге в Мытнинский переулок заехали за приставом в участок на Сьезжинской, но штабс—капитана Мироненко там не оказалось и вместо него поехал помощник – коллежский регистратор Холодович, который был только рад лишний раз посмотреть со стороны на работу сыскной полиции, в особенности за Путилиным, о котором он много был наслышан, но не разу не присутствовал при таких мероприятиях. Потом завернули в околоток, где околоточный по обывательскому надзору Матвей Евлампиевич, казалось, только их и ждал.
К дому Власова подъехали на трех экипажах. Соловьев в нетерпении соскочил с подножки первым и посмотрел на дом, словно видел в первый раз. Иван Дмитриевич. Отдуваясь, словно старый человек, медленно спустился на утоптанный темный снег, сейчас Путилин напоминал какого—нибудь высокого чиновника, заботящегося, чтобы его жесты показывали важность и величие. Он остановился подле надворного советника, уперши трость в деревянную мостовую.
– Что, Иван Иваныч, наш убийца здесь проживает?
– Так точно. – по военному ответил Соловьев, почему—то нахмурив брови, – вон там, – и он рукой указал на освещенный изнутри свечным светом провал окна.
– Тогда стоит навестить, – и Иван Дмитриевич направился к крыльцу.
Дверь открыла женщина пожилых лет в белом чепце и белом фартухе.
– Что вам угодно? – произнесла она низким грудным голосом, не вязавшимся с ее обликом.
«Как у Глаши», – мелькнуло в голове у начальника сыска, он улыбнулся и тихим спокойным голосом сказал:
– С визитом к господину Синельникову.
Горничная посмотрела на стоящих за спиною Путилина людей, в глазах мелькнула тень беспокойства, но увидев среди присутствующих знакомое лицо околоточного, заметно успокоилась.
– Какова цель вашего визита и как доложить?
– Исключительно частные дела, а доложите, что просит принять статский советник Путилин. – добродушная стариковская улыбка не сходила с путилинских губ, хотя недавно только минуло сорок четыре, и отнести начальника сыскной полиции не мог никто.
– Подождите здесь, – горничная указала на небольшую комнату для ожидания, через минуту она спустилась по лестнице и, предчувствуя нехорошее, даже не предложив снять верхнее платье, нахмурившись, произнесла:
– Прошу следовать за мною. Тимофей Игнатьевич вас ждет.
Иван Дмитриевич расстегнул пальто, было в доме жарко натоплено, снял шапку и последовал за горничной, следом шел Соловьев, два сыскных агента, помощник пристава, какой—то полицейский из участка и замыкал шествие околоточный, подкручивавший от волнения на лице ус.
Они вошли в кабинет, который представлял собой большую уютную комнату. Вдоль стен стояли шкапы с книгами, темные плотные занавески висели на окнах, кожаная обивка стульев с прямыми спинками была потертой. В высоком резном кресле у письменного стола, на котором были аккуратно разложены толстые книги в кожаных переплетах и пачки бумаг в синих обложках, вполоборота к вошедшим сидел Синельников. Ровный свет лампы, на которую Тимофей не надел абажура, лежавшего рядом с правою рукою, осветил переплеты книг. с стен смотрели портреты литераторов. Носатый со свесившейся на лоб прядкою волос Гоголь невесело смотрел на хозяина и, казалось, в чем—то его укорял. Кокетливо выглядывал в щегольском пиджачке седовласый Тургенев, рядом Пушкин, Лермонтов, и каждый из них бросал недобрые взгляды, кто на Синельникова, кто на вошедших, от присутствия которых в кабинете вдруг стало тесно и он не казался теперь таким большим.
– Чем могу быть полезным столь внушительному обществу? – Синельников поднялся со стула и во взгляде настороженность взяла вверх над безразличием.
– Статский советник Путилин, – представился Иван Дмитриевич, – начальник петербургской сыскной полиции.
– Весьма рад, – но глаза Тимофея не выражали радости, а только теперь появился безотчётный страх, – но все—таки чем могу быть полезен.
– Тимофей Игнатьич, я давно горю желанием личного знакомства, но к сожалению, не попадалось достаточного повода, вот и сейчас решил лично быть представленным.
– Я не понимаю, – прошептал хозяин, не зная куда деть в руки и, наконец, сунул в карманы синей бархатной куртки, в которую был одет, потом обвел глазами присутствующих. – здесь какая—то ошибка. Господа.
– Отнюдь, – спокойно произнес Путилин. – разрешите присесть?
– Пожалуйста, но…
– Тимофей Игнатьич, – Иван Дмитриевич опустился на стул и, обернувшись, обратился к Соловьеву, – Иван Иваныч, дайте бумагу, – после того, как надворный советник достал из черной кожаной папки серый лист и протянул начальнику сыскной полиции, тот не читая, положил на стол перед Синельниковым, – согласно этого постановления я вынужден сделать в вашей квартире обыск.
– Это какая—то нелепая ошибка, – произнес побледневший Синельников, – я никогда не сделал ничего предосудительного.
– Полно вам, – теперь уже жестким тоном процедил Путилин, – вам ли говорить об ошибках. Иван Иванович, приступайте.
Синельников смахнул рукой выступившую на лбу испарину и в бессилии опустился на стул.
Глава тридцать девятая. Шкатулка, книги и несостоявшийся отъезд
– Господин Синельников. – сказал Соловьев, поначалу словно собравшись с мыслями или не хотел зачислять убийцу в господа», но подавив в себе неприязнь, продолжил, – все ли вещи находящиеся в вашей квартире принадлежат вам?
– Увы, я здесь временный жилец, – взгляд Тимофея скользил по кабинету, выискивая, что может привлечь внимание сыскных агентов, сразу же иметь возможность отказаться, не мое, а там пусть разбираются. Хозяин, господин Власов, разве ж упомнит, что там осталось от прежних жильцов, – мои книги, носильные вещи, вот, пожалуй, и весь мой скарб.
Через четверть часа на столе появилась заветная шкатулка, надежда на будущее.
– Это ваше?
Синельников исподлобья посмотрел на обитый медными полосками невзрачными потемневшими от времени предмет, соображая, что ему сказать, но потом вспомнил, что там расписки с его именем, письма, тяжело вздохнул:
– Да, это мое.
– Что там находится?
И Тимофей перечислил.
– Разрешите ключ?
Синельников снял с шеи простой витой шнурок и протянул Соловьеву, тот вставил ключ в щель замка и ив кабинете раздался сухой щелчок. Иван Иванович посмотрел на Путилина, который пожал плечами и, предвосхищая вопрос. Сказал:
– Иван Иванович, это ваше дело, действуйте.
Надворный советник перебрал несколько бумаг и нашел искомую за подписью Задонского, в числе нескольких других передал письмоводителю, ведущему протокол обыска: