Петербургский сыск, 1874 год, февраль
Шрифт:
– В каких отношениях околоточный был с Дорофеем Дормидонтычкм?
– В самых хороших, – женщина с любопытством рассматривала сыскного агента, – а что вас наш околоточный заинтересовал?
– Присматриваемся к нему, – уклончиво ответил Василий Михайлович, – хотим в сыскные агенты его определить.
– Да. – засмеялась Мария натянутым неестественным смехом, – как говорил Дорофей нашего околоточного никаким калачом отсюда не заманить, он здесь каждую собаку знает и никто без его ведома чихнуть не смеет.
– Тогда разрешите откланяться.
– Ваше право, но все—таки
– Разберёмся, – уже выходя из гостиной, бросил Василий Михайлович. Теперь стоило навестить околоточного Синицына. Орлов решил, что, если Никифора Михалыча не окажется в околотке, то посетить того на квартире. Он загодя узнал адрес.
Но квартиру посетить так и не удалось, с Синицыным штабс—капитан столкнулся в дверях, когда Никифор Михалыч уже выходил на улицу.
– Мое почтение, господин Орлов, – первым произнес околоточный, а у самого мелькнула в глазах тень беспокойства. – а я вот решил перед уходом домой по околотку пройтись. Сами знаете, что лишним не бывает.
– Само собой, – на лице Орлова появилась добродушная улыбка, – пригляд необходим за всеми, чтобы не баловали.
– Правильно подметили, в самую точку.
– Город—то большой, – подыграл Василий Михайлович.
– Как ваши розыски продвигаются?
– Да, вот решил тебя обрадовать, – понизил голос сыскной агент, словно собирался сообщить самую большую тайну, – арестовали мы убийцу Дорофея Дормидонтыча, арестовали.
– Неужто? – Выдавил из себя Синицын, даже голову вдавил в плечи.
– Так точно, прав ты оказался.
– Степка?
– Он родимый.
– А я так и мыслил, – Никифор Михалыч стал выше, плечи расправил, и лицо мгновенно преобразилось, стало излишне добродушным, и появились черты превосходства, вот, он – лапоть околоточный, а смог указать на убийцу, – что ж мы тут стоим? Милости прошу в мою каморку, чай не побрезгуете?
– Отчего же? – Орлов пошел следом за околоточным. – Время сегодня есть, отчего же не поговорить с хорошим человеком.
В каморке, как называл помещение околотка Синицын, Никифор Михалыч стал не по делу суетлив и сразу же запылали березовые щепки в самоваре, который появился на столе, словно бы не откуда, два стакана, блюдце с колотым сахаром и миска с пряниками..
– Не побрезгуете, господин Орлов, нашим угощеньицем?
– Отчего же? Не откажусь, – Василий Михайлович скинул пальто и положил его на соседний стул. – За день набегаешься, к вечеру ноги не носят.
– Тяжёлая у вас служба, – посетовал околоточный, – сколько злодеев не лови, их меньше—то и не становится.
– Твоя правда.
– Город большой, не иначе медом намазан, вот сюда со всех сторон и едут.
– Ничего, выдержим. Не такие испытания проходили.
– Разумеется, – поддержал штабс—капитана Никифор Михалыч, разливая кипяток по стаканам из заурчавшего басом самовара. – Убийц много ловите?
– Хватает, – Василий Михайлович взял протянутый ему стакан, – вот намедни случай был. Пришел человек квартиру в наем взять на Васильевском, с хозяйкой потолковал, сговорились они о цене. А он возьми ее и молотком
– А далее? – Спросил нетерпеливо околоточный.
– Сознался, что надоумил приятеля на злоумышление, указал, где что положено. В тот же день и знакомца арестовали. Пытался поездом из столицы скрыться.
– Служба у вас не в пример нашей!
– Служба, как служба. Преступники делают черные дела, а потом пытаются скрыться, а мы, как верные Государю и долгу, их ловим.
– И много от ваших рук злодеев уходит?
– бывает, что и уходят, но сколь веревочка не длина, все равно кончик покажется, так и у нас, дело бывает по году, по два не дает себя в руки взять, но ищем, думаем.
– И находите?
– Всяко бывает, но преступник всегда считает, что он умнее и все предусмотрел, ан нет, ошибки каждый горазд совершать. Вот я рассказывал про студента и знакомца его. Тоже думали, что никто их никогда не найдет.
– Так—то оно так.
– А что интерес проявляешь, небось к нам проситься надумал?
– Что вы, Вашбродь? Я ж неучен и в грамоте не шибко сведущ. Вот рапоорт написать, это я умею, а чтоб посурьезнее чтоб, так мозгов моих не хватит.
– Рассмотрел же в Степане убийцу? – Взгляд Синицына метнулся к Василию Михайловичу и застыл в ожидании продолжения слов. – А это, голуба моя, рассмотреть надо или прочувствовать.
– Ежели бы я Степана—то не знал, а так составил копейку к копейке и алтын получил.
– Вот и мы, слово к слову, расспросы к расспросам и результат получаем.
– Все одно, не с моим разумом такими делами заниматься.
– Ты подумай. Сразу не отнекивайся. Подумай, посоветуйся, – штабс—капитан накануне уточнил, что околоточный живет бобылем, друзей не имеет, только приходящую кухарку, которая готовит полицейскому раз в два дня, на службе Синицын держится особняком, иногда не прочь ради истины и кулаком помахать, принуждая арестованных к признанию вины. В общем на хорошем счету у начальства, которому надо исключительно порядок в околотке.
– Не с кем мне совет держать, – Никифор Михалыч отхлебнул глоток подостывшего чая, – сам себе я барин и господин. – но тут же спохватился и добавил, – тут я всех собак знаю, а у вас заново начинать надо. Да и околоток у вас поболе, аж цельный город, разве ж за ним уследишь?
– Уследишь. В сыскном не каждый по себе, а, как в армейском ряду, плечо к плечу.
– Наслышан я о ваших агентах, наслышан, – то ли с завистью, то ли с огорчением произнес Синицын.
– Засиделся я у тебя, – Орлов отодвинул стакан к середине стола и поднялся, – а мне еще Степана допрашивать до утра.