Петербургский сыск, 1874 год, февраль
Шрифт:
– Хорошо, когда вы видели его в последний раз?
– Да не помню.
– Если, как мне известно, вы вчера выходили, то наверняка надевали шарф?
– Не помню, – отрезал Степан и торопливо добавил, – нет, вчера его не было.
– Хорошо, Михаил Силантьич, вы поспеваете?
– Да.
Начали обыск, да и искать было нечего, комната маленькая, вещей мало, только в сундуке на самом дне лежал хронометр.
– Не соблаговолите сказать, – Василий Михайлович держал в руках найденную вещь, – Это ваше?
– Нет.
– Но это ваш сундук?
– Да.
– И вы не знаете, как в вашем сундуке появилась эта вещь?
– Нет.
– Хорошо, на крышке выгравирована надпись: «Штабс—капитану Орлову от солдат роты».
– Не моё, – удивленный Степан смотрел на руку Василия Михайловича, державшего за цепочку хронометр, – в первый раз вижу.
– Скажите, что вы делали вчера вечером?
– Ну, – промычал Иволгин, – ездил по делам.
– Каким, позвольте, полюбопытствовать?
– Личным, – чуть ли не басом сказал Степан.
– А именно?
– Простите, ваше благородие, но не могу сказать.
– Хорошо, господин Иволгин, вы арестованы по подозрению в убийстве семьи Морозовых и вашего благодетеля Дорофея Дормидонтовича Ильешова. Собирайтесь, – сухо произнес штабс—капитан.
– Да, я готов, – Степан так и не поинтересовался, почему собственно он должен собираться, ведь наступили самые горячие часы в трактире и лишние руки никогда не помешают.
– Тогда следуйте за мной,
Василий Михайлович повернулся и пошел впереди, вслед за ним Степан, по сторонам от Иволгина полицейские, замыкал Миша, которому досталась роль наблюдателя. Теперь множество глаз разглядывали идущих через залу, в раз стихли голоса, только через мгновение в воздухе поплыл шепот и шушуканье, строились самые невероятные предположения. Но все сходились в одном – Степана взяли за убийство хозяина, Дорофея Дормидонтовича Ильешова.
Глава тридцать шестая. Штабс—капитан и его планы
Темнота завоевала землю давно, возле трактира, по обе стороны от входа на фонарных столбах сквозь закопченные стекла ламп вились огни. Желтые пятна света, словно послушные чьей—то воле, бегали то вправо, то влево.
Степан стоял между полицейскими с надетыми на руки железными браслетами и в пять вершков цепью.
– Поезжай в отделение с арестованным, – тихо сказал Василий Михайлович Жукову, – пока допрос не чини, пусть посидит, а я пока с барышней побеседую и кое—кого навещу.
– Будет исполнено, господин штабс—капитан. – с улыбкой произнес Миша.
Орлов направился обратно в трактир, шум голосов при его появлении поначалу немного стал приглушеннее, а затем и вообще стих. Множество глаз провожало его с разными чувствами: кто с неодобрением, кто с сочувствием, а кто—то и сам хотел слиться со стенами, видимо было, что скрывать.
Василий Михайлович не обращал особого внимания на сидящих, не было нужды. Глову занимали отнюдь не мысли о том, впечатлении, что произвел арест.
Мария находилась в гостиной и создавалось впечатление, что она ждала возвращения сыскного агента.
– Добрый вечер! – Произнес штабс—капитан.
– Добрый, – на лице женщины появилось совсем не дружелюбное выражение, хотела еще что—то добавить, но сдержалась.
– Смею надеяться, что не вы в состоянии ответить на несколько вопросов?
– Не того вы арестовали, господин Орлов. – Ильешова то ли не услышала сыскного агента, то ли не сочла нужным ответить.
– Что? – Изумился Василий Михайлович.
– Не того, – снова произнесла Мария, – поверьте, я не питаю особых чувств к Степану, но он не может быть убийцей. Это он с виду такой сильный, а на самом деле слаб душой. И чтобы кого—то жизни лишить? Увольте, а здесь сразу восьмерых, – последних словах слышалось и утверждение, и вопрос.
– Восьмерых, – совсем неслышно сказал Орлов.
– Не того вы в злодеи вы записали, не того.
– Вполне возможно, но все улики указывают на него.
– Да, не мог он, – в сердцах бросила Мария, – не мог. Можете мне верить, можете нет, ваше право, тем более, что вы толковали о каких—то уликах.
– Значит, вы убеждены в его невиновности?
– Не знаю, ничегошеньки я не знаю, – и Мария присела на стул. – Если вы, господин Орлов, пришли что—то разузнать от меня, то это напрасный труд, я ничего не знаю и отказываюсь что—либо понимать.
– Скажите, – Василий Михайлович на миг остановился и затем продолжил, – мой интерес вызван не праздным любопытством, а именно выяснением истинного положения. чтобы ни в коей мере не пострадал невинный человек. Слишком дорого стоят наши ошибки.
– Спрашивайте.
– У вас… вы, – Василий Михайлович неожиданно для себя смутился, что алый румянец выступил на выбритых щеках. Он не мог от себя ожидать такого, все—таки офицер, а здесь покраснел, как барышня, увидевшая украдкой непристойный рисунок.
Мария не обратила внимания на смущение штабс—капитана, а посмотрела в окно, хотя за ним ничего не было видно, только черный провал в неизвестность.
– Мария, вы были близки со Степаном? – наконец, решился Орлов.
– Если вы хотите узнать, была ли я его полюбовницей? То спешу вас разочаровать. Не была, – будничным тоном сказала Мария, не отводя взгляда от окна, словно в нем находилось неизведанное, так притягивающее взор. – Я говорила вам в один их прошлых визитов, что он хотел получить меня, но ошибся в помыслах.
– У вас бывает околоточный?
– Никифор Михалыч? – удивленно спросила Мария. даже повернула голову в сторону штабс—капитана.
– Да, он.
– Не так уж часто, но наведывается.
– Когда в последний раз приходил?
– Вчера.
– Днем или вечером?
– Уже смеркаться началось.
– А до этого?
– Не могу сказать, – Мария закусила губу, но потом чуть ли не со злостью произнесла, – я все его визиты в амбарную книгу не заношу.
– А все—таки?
– Бывает, его ж околоток.