Петербургский сыск, 1874 год, февраль
Шрифт:
– Хорошо. Но кто принес вам его?
– Местный околоточный Синицын.
– Ну, – улыбнулся Путилин, – эта братия знает, что говорит.
– Но кроме слов околоточного ничего нет, я начал проверять.
– Следили за ними.
– Не успел, но думаю, если они умны, то ни в коей мере отношения на показ выставлять не будут, а времени может утечь много.
– Хорошо, поставьте агентов.
Василий Михайлович достал из кармана нож и шарф.
– Это мне досталось от незадачливого грабителя или не столь удачного убийцы.
Иван
– Да, такие в любой лавке продаются, здесь тупик, хотя проверьте. Пользуются такими в трактире и не покупали ли они недавно.
– Проверю.
– А вот шарф – вещь приметная. Даже ежели и встречается на многих, но стоит учесть наших участников этого спектакля под названием – убийство. Значит, кажется мне, вы встревожили убийцу и он посчитал, что сыскное отделение на верном пути.
– В трактире?
– Вполне, может быть.
– Но там я разговаривал только с Ильешовой и Иволгиным.
– Вам и карты в руки, вот их в первую очередь и проверяйте.
– Сомневаюсь в их причастности, Иван Дмитрич. При том разговор мог быть подслушан.
– Возникает вопрос – кем и неужели вы были столь неосмотрительны?
– Не думаю.
– Василий Михайлович, вы становитесь сродни Жукову, только тот в обратную сторону уперся в человека и видит в нем преступника. Вы сперва убедитесь в их непричастности, а уж потом столь категорично заявляйте.
– Виноват.
– Полно вам, Василий Михайлович, одним делом заняты и помогать должно друг другу.
Глава тридцать третья. Иван Дмитриевич наносит визит…
После разговора с Василием Михайловичем Путилин распорядился дежурному чиновнику, чтобы приготовили кибитку для поездки к Сергею Евграфовичу Задонскому.
Иван Дмитриевич не стал откладывать встречу, тем более, что интересующий господин находился, по докладам агентов, в городе. Хотя и тянулось дело об убиении отставного поручика Прекрестенского на целых три года, но хотелось завершить. Преступник обитает в городе, никуда не это время не уехал, надо было довести до конца.
Дом господина Глазунова, в котором снимал квартиру Задонский, фасадами выходил и на Большую Мещанскую, недавно переименованную в Казанскую, но так и сохранившую до сего времени у обывателей старое название, и на Зимин переулок.
Четырехэтажное здание голубого цвета выделялось их серых петербургских своей нарядностью и большими окнами, с какой—то удалью смотревшими на проходящий народ. Квартиры были недешевы даже по столичным меркам, но Сергей Евграфович мог себе позволить такую блажь. Жил он с женой Серафимой Петровной, женщиной около тридцати лет, которая только и знала о муже, что он присяжный поверенный. Детей им Бог не дал, видимо, за грехи господина Задонского, который собственно и не стремился обрести наследников.
Дверь
– Что вам угодно, сударь? – произнесла она с непременной улыбкой домашних слуг.
– К господину Задонскому, – коротко сказал Путилин и снял шапку.
– Как о вас доложить?
– Путилин. – потом добавил, – Иван Дмитриевич Путилин по частному делу.
– Прошу подождать. – девушка пропустила начальника сыска в коридор, приняла от него пальто, шапку, трость и указала на роскошный стул, обитый шелком с вышивкой. Сама же пошла докладывать господину Задонскому.
Через минуту на пороге появился и сам хозяин.
– Иван Дмитрич, Иван Дмитрич, – беспрестанно повторял Задонский, – какая честь принимать столь большого гостя.
– Благодарю покорно, – отвечал с задумчивой улыбкой Путилин. – А познакомиться с вами буду рад.
– Иван Дмитрич, а разве ж мы не знакомы? – Искреннее удивление читалось на лице хозяина.
– Разве при тех, – Путилин запнулся, – трагических для вас обстоятельствах это можно считать знакомством? Так мимолетная встреча.
– Иван Дмитрич, ну что ж мы стоим, прошу в мою обитель, – и Сергей Евграфович указал рукою на открытую в дверь.
В гостиной на кресле сидела женщина с печальными глазами и усталой улыбкой.
– Разреши, голубонька, тебе представить Ивана Дмитрича Путилина. Давнего знакомого, а это моя жена – Серафима Петровна.
– Очень приятно, – начальник сыска подошел к женщине и галантно поцеловал безвольную бледную руку, – очень приятно, – потом повернул голову и произнес. – не хотелось бы мешать вашему уединению, поэтому не могли бы мы, Сергей Евграфович, поговорить с вами конфиденциально?
– Конечно, прошу простить, душенька, но у нас с Иваном Дмитричем дела.
Женщина не произнесла ни слова.
– Иван Дмитрич, покорно прошу пройти в мой кабинет. Душенька, распорядись, чтобы нам принесли чаю. Вы не будете против? – Он обратился к начальнику сыскной полиции.
– Отнюдь, – снисходительно улыбнулся Путилин, сцена в доме напоминала скорее фарс, нежели настоящую жизнь, и прошел вслед за присяжным хозяином в кабинет.
– Садитесь, Иван Дмитрич, – Задонский заискивающе склонился в полупоклоне, – сделайте милость. Да. Да, в это кресло. Оно наиболее удобно, и потом с той же улыбкой добавил, – чем обязан такому визиту?
– Нужда.
– Нужда? – Заинтересовано произнес Сергей Евграфович и сам присел на стул.
– Именно нужда в том, чтобы однажды сбившийся с честного пути человек не стал пособников преступника, у которого руки обагрены невинной кровью.
– Ужасные вещи рассказываете, Иван Дмитрич, вы же знаете мои руки чисты.
– Да, это было ранее, а сейчас, увы, могу усомниться…
Слова Путилина прервал стук в дверь, которая приоткрылась и вошла девушка с подносом.
– Ставь быстрей, – с нервическим выражением в голосе произнес Задонский, и указал рукой на стол.