Петербургский сыск, 1874 год, февраль
Шрифт:
– Хорошо, – согласился Орлов, – околоточный явился с самого утра и поведал, чей шарф у меня на столе и кто является виновником нападения на меня.
– Вот это становится любопытным, – Иван Дмитриевич улыбнулся, – с самого утра? – Уточнил он.
– Так точно, – появилась улыбка и на губах штабс—капитана.
– И кто определен в незадачливые грабители, как давече выразились вы?
– Самой собой разумеется – Степан Иволгин.
– Василий Михайлович, вижу по вашему лицу, что еще не маловажное держите в запасе?
Штабс —капитан протянул бумагу, которую до времени держал свернутой в трубочку. Иван Дмитриевич пробежал глазами, положил на стол, но через мгновение снова взял в руки и начал более внимательно читать.
– Я так понимаю, что подозреваемые в деле на Курляндской переходят в разряд обвиняемых?
– Я бы с такой уверенностью не смел заявить, но мне кажется, что скоро следствие завершим и отложим в сторону.
– Хорошо бы, – Путилин задумчиво смотрел на бумагу, – градоначальник интересуется каждый божий день расследованием. Такого зверства не было в столице со дня основания. Убийцу при дворе называют не иначе, как Курляндский мясник. Государь проявляет обеспокоенность.
– Иван Дмитрич, ведь делаем все, чтобы изобличить преступника.
– Знаю, в особенности твою, Миша, – слова звучали по отечески, словно Путилин и хотел высказаться, но не задев чувств Жукова, – настойчивость.
– Я…
– Ладно уж, – отмахнулся начальник сыскного отделения, – главное, что избран, как я думаю, верный путь.
– Без сомнения, – вставил Миша.
– Вот именно. Так каковы планы, Василий Михайлович?
– Не хотелось бы раньше времени испугать преступника, чтобы он не подался в бега, хотя сомневаюсь. Мне кажется, глаза застлали большие деньги, вот он и решился пролить кровь.
– Хорошо, тогда жду вас со сведениями об этом человеке, в особенности хотелось посмотреть послужной список.
– Так точно, но… – начал штабс—капитан и остановился, словно не решался произнести вслух свои сомнения.
– Без всяких «но», что вы задумали?
– Сегодня вечером я с несколькими агентами и полицейскими околотка берем под стражу Степана Иволгина, как подозреваемого в деле об убийстве семьи Морозовых и господина Ильешова, и, – как будто бы стесняясь, добавил, – в нападении на меня. Это позволит нам пока собрать необходимые сведения и арестовать настоящего душегуба.
– Я отнюдь не против ваших действий, хотя арест – дело серьезное, – с хитринкой в голосе сказал Путилин.
– Иван Дмитрич, я все понимаю и беру всю меру ответственности на себя.
– Не хватало, чтобы начальник сыскного отделения прятался за спины чиновников по поручениям, – отмахнулся Путилин, – я пребываю в абсолютной уверенности, что ваши действия приведут к ожидаемому результату, поэтому можете рассчитывать на всякое содействие с моей стороны, но если не получится. – Иван Дмитриевич на мгновение запнулся, – не в первый раз отвечать перед Богом за просчет, – Путилин намеренно не упомянул вышестоящих государственных чинов. – Все под ним ходим.
– Иван Дмитрич, разрешите и мне съездить на арест?
– Съездить! – Путилин покачал головой, – Миша, это не загородная поездка, когда же в тебе появится больше серьезности?
– Иван Дмитрич…
– Василий Михайлович, проследите за молодым поколением.
– Так точно. – ответил Орлов и с улыбкой посмотрел на младшего помощника.
Надворный советник Соловьев, которому было поручено, невзирая на договоренность с господином Задонским, проследить за ним, вечером докладывал, что Сергей Евграфович в течение дня никуда из дому не выходил и никому писем, телеграмм не посылал. Видимо, обдумывал сложившееся положение.
В девятом часу штабс—капитан в сопровождении двух полицейских и младшего помощника начальника сыскного отделения Жукова вошли в трактир «Ямбургъ». Зала была полной, лампы со стеклянными колпаками давали довольно много света, поэтому не было присущей таким заведениям мрачности, когда хозяева ради копеечной экономии жалели вешать по стенам и над столами фонари.
Над сидящими клубился сизый сигаретный дым, никто и внимания не обратил на вошедших. Мало ли по каким делам пришли стражи порядка.
Иволгина поблизости не оказалось, мальчишка—половой, несущий чей—то ужин, указал, что Степан только что пошел в свою комнату.
Первым шел Василий Михайлович, он же и оказался первым у дверей комнаты Иволгина. Постучал кулаком, дверь отворилась и за ней появился Степан. В красной ситцевой рубахе с узором на груди, ворот был расстегнут.
– Вашбродь? – Только и произнес Степан, выражение мгновенно изменилось, из улыбающегося превратилось в гипсовую маску и здоровый, кровь с молоком, цвет лица в одну секунду стал пепельно—серым.
– Миша, – не обращая внимания на Иволгина, штабс—капитан обернулся к Жукову, – приведи понятых.
– Так точно. – подражая военным ответил младший помощник. Еще, когда ехали, договорились, что одной из понятой будет Мария.
Через пять минут, в течение которых стояла тишина, только слышался гул из залы, никто не произнес ни слова. Потом Орлов обратился к Марии:
– Не будете, так любезны распорядиться, чтобы принесли чернильный прибор и бумагу для господина Жукова, – потом сказал Мише, – Михаил Силантич, займитесь составлением протокола.
– Будет исполнено.
– Господин Иволгин, мы вправе произвести в вашей комнате обыск, есть бумага от товарища прокурора.
– Надо, так делайте. – зло кинул Степан.
– Посмотрите, господин Иволгин, – только после этого Василий Михайлович обратился к Степану, – вам знакома эта вещица? – Штабс—капитан достал из принесенного с собой портфеля шарф.
– Похож на мой, – произнес Иволгин, ни один мускул не дрогнул на лице.
– Не соблаговолите ли, показать его.
– Сию минуту, – как обычно ответил Степан и смутился, ведь он не в зале, подошел к вешалке, где висело пальто, шапка, еще какие—то вещи, начал перебирать, потом с удивленным видом повернулся к Орлову, – я его не нахожу.