Петербургский сыск. 1873 год, декабрь
Шрифт:
Проверил карманы и, кроме горсти монет, серебряного портсигара с вензелем (хозяина?) и золотого брегета с массивной цепью того же металла, больше ничего не было, ни намёка на имя, ни единой бумажки, ни завалявшейся визитной карточки. Хотя нет, а портсигар. Он ныне становился вторым кончиком из клубочка.
То, что придётся устанавливать фамилию убитого – один из моментов нашей сыскной работы. Лежащий на очищенном от снега тротуаре не нищий без роду и племени, а вполне обеспеченный человек и из этого обстоятельства предстоит строить пути дальнейшего розыска, которые на нынешнюю минуту ведут неведомо куда.
– Ваше Высокородие, – обратился к Ивану Дмитриевичу околоточный, приложив руку к шапке.
– Слушаю, –
– Ваше Высокородие, куда убиенного везти? В Обуховскую?
На минуту начальник сыска задумался, можно конечно везти в Обуховскую, там доктора опытные, знающие, но в анатомическом Васильевской части обратят более пристальное внимание на убиенного, подметят самое незначительное.
– В анатомический на Васильевский, – подытожил размышления, хотя особых раздумий не было, как говорится: своя рубашка ближе к телу.
– Разрешите исполнять.
– Да, – и добавил, – пожалуй больше ничего нового здесь не найти.
Когда убитого увезли, Путилин остался стоять под фонарём, едва освещавшим ноги. Улица маленькая, пять домов в несколько этажей, участок, кишащий не очень честными горожанами. Что же надо было этому господину в дорогом пальто? Осмотрел здания, но, увы, к своему сожалению ничего не увидел. Подумал, что придётся навестить сей переулок, когда град озарится дневным светом.
Откуда он мог идти? И почему не взяли извозчика? С Невского ли? Вполне может быть? С Владимирского? Далековато. С Нового? Но там нет привлекательных для небедно одетого человека увеселительных заведений, хотя мог идти от приятелей. Вполне возможно.
Иван Дмитриевич поднял взгляд к небу, дома черными стенами уходили в верх и там сливались с темнотой. Сколько жил в столице, но так и не смог привыкнуть к погоде града Святого Петра, тяжёлые тучи несколько недель висят над городом, словно непременная деталь пейзажа, изредка мелкие снежинки закружатся в воздухе, давая в подарок ветру колючие иголки, бросаемые затем прямо в лицо.
Шёл шестой час, когда начальник сыска, отряхнув с обуви снег, поднялся в свой кабинет, ставший за эти семь лет до боли знакомым. Напротив входа висит портрет Государя в полный рост, с которого он неотступно строгим взором следит за исполняемой службой, с каким усердием несёт доверенное Путилину искоренение нарушителей закона в столице.
Будто ведя с ним немую беседу, Иван Дмитриевич пожал плечами и развёл в стороны руками, словно оправдываясь за ночное происшествие, совершенное неизвестно кем и неизвестно с каким умыслом.
Сел в любимое кресло и, Слава Богу, где не видел пронзительного нарисованного взгляда, оставшегося за спиной. Потом пододвинул к себе лист бумаги, чернильный прибор, в котором открыл крышку чернильницы и застыл в нерешительности. Перед глазами стояла картина из Лиговского переулка: тёмная груда, одетая в пальто, словно мешок из которого выросли ноги в дорогой обуви и руки, раскинутые в стороны, казалось мешок силился обнять землю. И конечно же, причудливая рукоять. Нет ни малейшей зацепки, а в голове вертятся слова из какого—то романа: «ночь опустила траурные крыла на грешную землю». Опустила, добавил бы Иван Дмитриевич, и унесла с собою одну молодую жизнь.
Если в первые минуты не приходит ничего стоящего, знал Путилин, стоит на некоторое время отвлечься от насущных проблем, чтобы потом вернуться с новыми чувствами и новыми решениями.
Сперва хотел позвать дежурного чиновника, чтобы принёс стакан горячего чая, но потом сам себя одёрнул. С мороза, конечно, можно было бы, но не стоит.
Достал из верхнего ящика стола вчерашние газеты, которые к своему стыду не успел дочитать до конца.
И приступил к изучению прошедших событий. «Бушевавшая в ночь на вчерашнее число снежная буря наделала немало бед. Все
Хорошо, что столицу миновала такая напасть, иначе нашёлся бы убиенный через несколько дней, добавились немалые заботы по установлению личности.
Следующая корреспонденция поразила своей необычностью, когда женщина переодевается в мужской костюм для совершения злоумышления, чтобы быть не узнанной, это мне понятно, но здесь… у меня даже брови помимо воли поползли вверх. «Нижний Новгород. В старом городе проживает одна женщина, около десяти лет носящая мужской костюм и стригущаяся „под польку“. Очень немногие из жителей знают, что под костюмом мужчины скрывается женщина, именующая себя Егором; настоящее ее имя – Ульяна. Невысокого роста, плотного телосложения, Ульяна – Егор работает довольно тяжёлую работу, таскает тяжести от 5 до 7 пудов и т. д. и зарабатывает хорошие деньги. Ульяна ранее принадлежала к какой—то подпольной секте и по сектантскому обряду была выдана замуж, но жила замужней всего лишь несколько месяцев, а потом, бросив мужа, перешла в православие и с тех пор носит костюм мужчины. Теперь Ульяне 29 лет от роду. На вопрос, почему Ульяна носит костюм мужчины, – она говорит, что если бы она носила женскую одежду, то зарабатывала не более 3 —4 руб. в месяц, в мужском же костюме она зарабатывает от 12 до 15 руб. в месяц. Ульяна имеет свой дом, который она с год тому назад отстроила.»
Так и хотелось воскликнуть вслед Цицерону «О времена! О нравы!» К чему идём? Страшно читать отчёты по полицейским участкам о совершенных злодеяниях, а ещё страшнее становится читать газеты, в которых много кровавых подробностей житейских драм, словно читатель получает удовольствие от прочитанного. «И мальчики кровавые в глазах», прав Александр Сергеевич, предвидел падение моральных устоев не только в своих строках. А может это старость незаметно подбирается ко мне, подумалось Путилину, с новым чувством брюзжания по поводу и без оного.
Итак, господа полицейские чиновники, что по расследованию. Стоило обратить внимание на личность убитого, она неизвестна, но это выяснится скоро. Придётся городовых и околоточных, несущих службу на ближайших к месту убийства улиц, отправить в анатомический, чтобы они смогли его опознать или нет. Может быть, жил недалеко от места убийства, а может, приходил к кому по приятельски. Далее посетить ближайшие увеселительные и питейные заведения, обратить внимание на почтенные ресторации, наверное, от Николаевской, нет, пожалуй, от Владимирского до Гончарной и от Разъезжей до Малой Итальянской.
Начальник сыска надеялся, что вскрытие добавит свою лепту в расследование: как нанесена смертельная рана? Торопливой рукой или расчётливо поставленным ударом? Был ли пьян на минуту убийства неизвестный? Да, ещё трость, очень приметная. Надо заняться и этой стороной медали, ведь кто—то же заказал её. На таких вещах мастера, да и не только наши, предпочитают оставлять свой знак, клеймо, показывая тем самым мастерство перед сотоварищами по ремеслу.
Глава четвертая. Пробуждение молодого повесы