Пифагор
Шрифт:
— Ах да. У вас храм Муз... А что им приносят в жертву?
— Всего себя.
Разведчик поневоле
Прошло десять лет с тех пор, как Демокед был назначен Великим Врачом. Царь доверил ему главное из своих достояний — здоровье. Слава Демокеда распространилась не только по всей Персии, но и за её пределами. Не раз направляли цари самых отдалённых земель Дарию послов с просьбой прислать «кудесника» — так называли повсюду Демокеда, — чтобы оказать
Птахотеп, каждодневно общавшийся с Демокедом, видел, что господина не радует ни почёт, ни богатство, что он пребывает в постоянном беспокойстве и плачет по ночам. И пришёл он к Демокеду и, упав ему в ноги, проговорил:
— Господин мой и благодетель! Ты болен, и заболевание твоё опаснее того, от которого ты излечил когда-то царя царей. От него, как от любви, нет иного средства, чем удовлетворение желаний. Разреши дать тебе совет. Обратись к Атосе и скажи ей, что тебя одолела тоска от пребывания на одном месте и ты хотел бы быть царским лазутчиком в земле эллинов. Она же, как женщина, найдёт способ тебе помочь.
Как раз в это время у Атосы на груди появилась опухоль. Из стыда она это скрывала и обратилась к Демокеду, когда опухоль уже сильно разрослась. Демокед взялся излечить дочь Кира, взяв с неё клятву, что она выполнит и его просьбу.
— Если она не будет постыдной, — сказала Атоса.
— Конечно, — ответил Демокед, принимаясь за лечение.
Ему и раньше приходилось сталкиваться с таким заболеванием, и он знал травы, способствующие рассасыванию нарыва. Собрав и приготовив отвар, он вскоре добился исцеления. И только после этого он поведал царице о гложущей тоске по родным местам и о готовности сделать всё, чтобы их увидеть и уговорить отца переехать к нему. И Атоса обещала переговорить с супругом.
В обычный день посещения царя она обратилась к нему с такими словами:
— Уже десять лет ты сидишь на золотом троне, который занимал мой отец, а после него мой первый муж Камбиз, но ещё не успел показать себя, как настоящий мужчина. Пора тебе явить мужество, пока ты не стар, ибо с возрастом не только ослабевает тело, но и ум становится непригодным для великих свершений.
Дарайавуш с удивлением посмотрел на Атосу:
— Что ты имеешь в виду?
— Войну с яванами, не признающими твоей власти.
— Над этим надо подумать, — ответил царь. — Всё как следует разузнать, найти искусных лазутчиков, которые смогут объехать яванские города и собрать сведения о тамошних настроениях и силах. Я знаю, что некоторые сами готовы мне покориться, другие же, называющие себя афинянами и спартанцами, злоумышляют против меня...
— А чего тут думать? — перебила Атоса. — Есть у тебя человек, который лучше всякого другого мог бы добыть сведения о яванах и в случае войны стать твоим проводником. Это наш Великий Врач, в преданности которого ты смог за эти годы убедиться.
Дарайавуш неодобрительно вскинул брови.
— Что ты такое говоришь?! Как же можно посылать того, без кого я не могу обойтись даже дня?! К тому же на него могут напасть и убить, как это сделали с прославленным яваном, соединившим Азию и Европу мостом.
— А ты пошли с Великим Врачом надёжную охрану и во главе поставь человека, который сможет разобраться во всём том, что пригодится для неизбежной войны с яванами. Ведь твои неудачи в Скифии объясняются тем, что ты плохо представлял себе скифов и их степи.
— Может быть, ты и права, — согласился Дарайавуш. — С Демокедом я, пожалуй, отправлю Мардония. Он хочет стать нашим зятем. Испытаем его на деле.
— Мудрое решение, — молвила Атоса. — Мардоний энергичен и хитёр, как змей. Он будет твоими глазами и ушами.
Наутро Дарий призвал к себе Демокеда и, указав на сиденье рядом с собой, обратился к нему с ласковыми словами:
— Исцелив меня, друг мой, ты не попросил ни золота, ни земли. Я тебе ничего не предложил, кроме золотых оков и покоев Великого Врача. Теперь в ознаменование твоих заслуг перед моим домом я хочу, чтобы ты побывал у себя на родине, повидал родных и друзей, о которых ты мне много рассказывал. Передашь подарок твоему отцу Каллифонту. Я правильно произношу это имя?
— Да, царь.
— Я дарю Каллифонту грузовой двухпалубный корабль финикийской работы, а ты можешь принести ему в дар всё, что захочешь, из своего имущества. По твоём возвращении я всё верну тебе сторицей.
Решив, что царь его испытывает, Демокед ответил:
— В этом нет необходимости. Мой отец стар. И ему хватит корабля, а мне — того, чем я уже обладаю благодаря твоей милости. К тому же, о царь, я не теряю надежды, что отец, особенно увидев почёт, каким я окружён, и корабль, который ты ему даришь, согласится покинуть вместе со мной Кротон навсегда.
— Тогда готовься к плаванию. Я не отправляю к эллинам послов. Сопровождать тебя будут мои слуги. Возглавит их мой племянник Мардоний. С ними ты оплывёшь всё побережье, не спеша осмотришь по пути в Кротон города, гавани и всё другое, что покажется им интересным. Если же спросят о спутниках, ответишь: «Это рабы, которыми меня одарил царь царей».
Демокед низко поклонился царю, и тот не смог заметить вспыхнувшего в его взгляде ликования.
Выпрямившись, он ответил буднично:
— Я сделаю всё, что в моих силах, ибо ты — мой господин. В стране эллинов есть много удивительного и заслуживающего внимания.
Праздник
Пифагор появился на заре в день, свободный от занятий, но застал математиков за рабочим столом. Увидев его, они просияли.
— Ну, что тут у вас? — спросил он, вглядываясь в лица. — Сознавайтесь.
— Мы решили отметить двенадцатилетие школы, — отозвался Хирам.
Подвижное лицо юноши отразило охватившее его волнение.
— Это неплохо, — сказал Пифагор. — Будни должны перемежаться праздниками. Но я вижу, что стол занят не фиалами с вином, а папирусными свитками.