Пифагор
Шрифт:
Корабль отделился от мола. Демокед следил за Ресей. Она бежала в сторону Герайона обочиной Священной дороги и, кажется, уже забыла о встрече. «Дорогой солнца, — подумал Демокед. — На заре должна быть у Трогилия».
Предвидение
Пифагор сдавливал пальцами наконечник скифской стрелы, словно бы стараясь пробиться сквозь шелуху слов Адрания. К тому, что скрывалось за ними. Когда Адраний дошёл до последней встречи с Залмоксисом, он спросил:
— А у идола не было глаз?
Юноша оцепенел.
— Но ведь
— О костре, — проговорил Пифагор, — я узнал по огонькам, вспыхнувшим в твоих зрачках, об идоле — по движению головы. Конечно же фракийцы боятся сглаза, и даже у кукол, в которые играют их девочки, — только отверстие рта. Картхадаштцы, как тебе известно, также не рисуют на корабельном носу глаз. По правде сказать, и у меня глаза вызывают какое-то опасение. Что же передаёт мне Залмоксис?
— Он умоляет тебя покинуть Кротон. Видел бы ты его волнение.
— Мне уже был дан такой совет, и, кажется, в то же самое время. Но это невозможно. Могу ли я бросить дело всей моей жизни?! Расскажи лучше, как ты добрался до берега. Течение здесь сильное?
— Это ещё одно чудо. Не знаю, как его объяснить. Когда кормчий повернул корабль, я увидел совсем рядом Залмоксиса. Колеблясь в воздухе, он приказал: «Плыви! Нестис тебе в помощь!»
— Нестис?! — воскликнул Пифагор. — Сикелы тоже почитают Нестис?!
— Да, мы ей молимся, и она встаёт на пути у стаи огненных волков, которых выпускает из своих недр Этна.
— Как ты сказал? Волков?
— Конечно. Ведь Этна — это великий огненный волк. Поэтому мы называем её Вулка [77] . Раз в году мы топчем голыми ступнями раскалённые угли и славим Нестис.
Адраний подошёл к цветам у окна и, ткнув пальцем в землю одного из горшков, проговорил:
— Пора пересаживать.
— Ты прав. Растения жили без меня год и соскучились. Вот я к ним и вернулся. А ты, я вижу, любишь цветы?
77
На языке древнейших народов Италии, говоривших на индоевропейских языках, горы, извергающие лаву, назывались вулканами по слову «вулка» (волк). В европейские языки слово «вулкан» пришло из латинского, хотя для обозначения волка римляне использовали слово совершенно иного корня — люпус.
— Люблю всё живое, — ответил Адраний. — В прошлый раз, когда я приходил к брату Тилару, во дворе ничего не росло. Теперь появились молоденькие деревья.
— Так ты у меня был, воин!
— Я уже не воин, — перебил Адраний. — Я дал Залмоксису клятву не брать в руки оружия и назвать своего первенца его именем.
— Залмоксис прав, — проговорил Пифагор после паузы, отвечая на невысказанную мысль Адрания. — Богом трудно быть. Ох как трудно. Так же, как отцом. Запомни это, Адраний, чтобы не огорчаться, если твой первенец Залмоксис, которого ты попытаешься сделать похожим на того, кто открыл тебе глаза на жизнь, станет, допустим... Нет, я не знаю, кем он станет. А второй твой сын, Дукетий...
— Откуда ты знаешь, что я так решил его назвать?! — воскликнул Адраний.
— Я же бог, — усмехнулся Пифагор. — Так вот, твой второй сын, которого ты захочешь сделать садовником, станет вождём сикелов. Отец твой водит корабли. Сын твой поведёт народ в бой против эллинов. Ну иди, Адраний, иди. Передай мой поклон отцу. Он вывел
«Зачем нам Афины?..»
На третий день плавания от острова к острову показалась крайняя оконечность Аттики. На верхушке мыса [78] белела колоннада храма.
78
Имеется в виду мыс Суний с расположенным в верхней его части храмом Посейдона.
— Посейдон! — услышал позади себя финикиец-кормчий и оглянулся.
Великий Врач протягивал к капищу руки и что-то напевал.
Финикиец разобрал повторяющееся слово «талатта» [79] . Оно ему ничего не говорило.
С этого момента Демокед заметался по палубе, подбегая то к Мардонию, то к кормчему.
— Нельзя ли прибавить парусов? Мы тащимся как черепахи!
— Присядь, — предложил Мардоний, показывая на канаты.
Демокед сел.
— Я понимаю твою радость, — заговорил перс. — Но не будем забывать о деле. Мы плывём вдоль сильно изрезанного берега. Я вижу массу бухточек, рыбачьи судёнышки, деревни на холмах. Что это за земля?
79
Талатта — море (греч.).
— Побережье Аттики. Его обитателей называют паралиями — прибрежными. Это мореходы, рыболовы, ремесленники — люди, живущие не возделыванием земли, а морем. С ними приходится считаться правителям Афин, ибо они строят корабли, составляют их команду. Первая крупная бухта на этом побережье — Фалер, которую афиняне, живущие в парасанге от моря, сделали своей гаванью.
Демокед сидел на канатах, погруженный в угрюмое раздумье. «Каким счастьем казалось мне в Сузах посещение этих мест, помнящих меня молодым! А теперь мне кажется, лучше бы вовсе не видеть этой бухты, этого берега и окаймляющих долину зелёных гор. И как я покажусь в городе с такой свитой?»
Послышались мягкие шаги Мардония.
— Это какой-то праздник? — спросил он.
Демокед кинулся к борту. На берегу царило оживление. Люди плясали, обнимались, что-то выкрикивали. И никто не обращал внимания на приближающиеся к молу корабли.
— Так эллины не празднуют, — сказал Демокед. — Да здесь и не место для праздника. Это Фалер, порт Афин. Пожалуй, мне лучше сойти сначала одному, а ты прикажи подвести корабли вон за ту кучу пифосов.
«Что бы там ни было, — думал Демокед, спускаясь по сходням, — лучше, когда люди заняты собой и не приглядываются к чужеземцам».
Некоторое время он стоял в нерешительности, не зная, стоит ли подходить к неведомо чем возбуждённым людям.
И вдруг из-за пифосов к нему кто-то кинулся, и он узнал Анакреонта. Появление его было столь неожиданным, что Демокед на мгновение остолбенел.
— Ну и ну! — воскликнул он наконец, обнимая поэта. — После твоего письма я рассчитывал повидаться с тобой на агоре, во дворце твоего покровителя, а ты... встречаешь меня здесь. Не чудо ли это? Не стал ли ты провидцем, как Пифагор?!