Пикник и прочие безобразия
Шрифт:
– Нет. А потому, сама понимаешь, я затрудняюсь понять, в чем дело. Могу только представить себе самые разные варианты - то ли все они заболели проказой, то ли герцога поймали на незаконном производстве спиртного.
– Что за глупости ты говоришь, дорогой, - возмутилась Урсула.
– У него в роду нет алкоголиков.
Я снова вздохнул.
– Послушай, может быть, ты просто расскажешь, кто из них кому что сделал, учитывая, что я никого из них не знаю и, по правде говоря, предпочел бы не знать.
– Хорошо, - согласилась
– Перегрин - единственный сын герцога. Ему только что исполнилось восемнадцать, и он славный парень, несмотря на это.
– Несмотря на что?
– растерянно спросил я.
– Несмотря на совершеннолетие, - последовал нетерпеливый и не очень вразумительный ответ.
Я решил не трогать очередную загадку.
– Продолжай, - сказал я, надеясь, что дальше все прояснится.
– Так вот, Перри учился в колледже Сент-Джонс… ну, ты знаешь, это жутко шикарная школа, про нее еще говорят, что она лучше Итона Харроу.
– Десять тысяч фунтов за триместр, не считая питание? Как же, слышал.
– Дорогой, туда принимают детей только самых видных родителей, - продолжала Урсула.
– Это такое же изысканное заведение, как… как… как…
– Как универмаг “Харродз”?
– Что-то в этом роде, - неуверенно согласилась Урсула.
– Итак, Перри учился в колледже Сент-Джонс, - напомнил я.
– Ну да, и директор не мог на него нахвалиться. И тут вдруг гром среди ясного неба.
– Она перешла на выразительный шепот.
– Гром? Что за гром?
– Среди ясного неба, милый, - нетерпеливо пояснила Урсула.
– Ты отлично знаешь, и вообще, не прерывай меня, дорогой, дай досказать.
– Я только этого и жду. Пока что я услышал только про какого-то герцогского сынка, про гром и даже не понял толком, при чем тут небо.
– Так помолчи и послушай, я все объясню. Ты совсем не даешь мне говорить.
Я вздохнул.
– Хорошо. Молчу.
– Спасибо, милый.
– Она сжала мою руку.
– Так вот, значит. До этого грома Перри отлично успевал. Тут в его школу явились Реджи и Марджери. Реджи взяли на должность учителя рисования, он ведь здорово пишет маслом, и гравирует, и все такое прочее, хотя, на мой вкус, он несколько эксцентричен, я даже удивилась, честное слово, что его взяли в такое изысканное заведение, где не очень-то жалуют эксцентриков, сам понимаешь.
– Почему он эксцентрик?
– Ну, скажи сам, милый, разве это не эксцентрично - повесить над камином в гостиной портрет собственной жены в обнаженном виде? Я говорила ему - если уж непременно захотелось вешать ее на стену, лучше повесил бы в ванной, на что он ответил, что сперва подумывал украсить этой картиной комнату для гостей. Как иначе назвать его после этого, милый, если не эксцентриком?
Я не стал говорить ей, что заочно проникся симпатией к Реджи.
– Значит, роль грома исполнил Реджи?
– Да нет же, милый, громом была Марджери. Перри, как только увидел ее, сразу безумно
– Может быть, Гоген?
– Возможно, - неуверенно отозвалась Урсула.
– Во всяком случае, она очень мила, разве что малость глуповата. С Перри она повела себя очень глупо, стала его поощрять. И тут ударил еще один гром.
– Еще один гром?
– Мужайся, велел я себе.
– Ну да. Эта дурочка, в свою очередь, влюбилась в Перри, а ты ведь знаешь, она ему почти в матери годится, и у нее есть ребенок. Ну, может, в матери и не годится, но ему-то всего восемнадцать, а ей уж точно тридцать, хоть она все время твердит, что двадцать шесть, но все равно, совсем неприличная история вышла. Естественно, Реджи совсем захандрил.
– У него был простой способ решить проблему - подарил бы Перри портрет Марджери, - предложил я.
Урсула укоризненно посмотрела на меня.
– В этом нет ничего смешного, милый, - строго заметила она.
– Поверь мне, мы все были в полном смятении.
Я представил себе, какое это должно быть увлекательное зрелище - некий герцог в полном смятении, однако не стал развивать эту тему, а только спросил:
– Ну и что было дальше?
– Так вот, Реджи прижал к стене Марджери, и она призналась, что влюблена в Перри и у них был роман за гимнастическим залом - лучшего места не выбрали! Естественно, Реджи жутко возмутился и наставил ей синяк под глазом, чего, сказала я ему, вовсе не следовало делать. Потом он стал разыскивать Перри, чтобы, полагаю, и ему наставить синяк, но, к счастью, Перри уехал домой на уик-энд, так что Реджи его не нашел, и слава Богу, потому что Перри, бедняга, довольно щуплый, тогда как Реджи здоров как бык и жутко вспыльчив.
Теперь, когда сюжет стал проясняться, я поймал себя на том, что меня интересует продолжение.
– Говори же, что случилось потом?
– сказал я.
– Потом случилось самое худшее, - выразительно прошептала Урсула.
Пригубив бокал, она воровато оглянулась, проверяя, не подслушивает ли вся Венеция, выбравшаяся из домов, чтобы опрокинуть стаканчик перед ланчем. Затем наклонилась вперед и потянула меня за руку. Я тоже наклонился.
– Они сбежали, - прошипела она мне на ухо и откинулась на стуле, чтобы лучше видеть, какое впечатление произвели на меня ее слова.
– Ты хочешь сказать - Реджи и Перри сбежали?
– спросил я, изображая удивление.
– Балда, - рассердилась она.
– Ты отлично понимаешь, что я подразумеваю. Перри и Марджери сбежали. Прошу тебя, перестань надсмеиваться, это очень серьезное дело.
– Прости, - ответил я.
– Продолжай.
– Ну вот, - сказала Урсула, сменив гнев на милость.
– Сам понимаешь, переполох был ужасный. Реджи пришел в ярость, потому что Марджери не просто сбежала, но и взяла с собой ребенка и няню.