Пират Его Величества
Шрифт:
Вернувшись на борт «Троицы», буканьеры раскололись на два противоположных лагеря: одни винили Уотлинга за разгром и неудачу всего дела, другие по-прежнему настолько не терпели Шарпа, что не желали вновь служить под его командованием. После нескольких недель ссор был созван совет, дабы решить вопрос о будущем экспедиции. Голосование было простым: большинство сохраняет за собой «Троицу», а оказавшиеся в меньшинстве получат корабельный баркас и каноэ и пусть делают, что хотят. После подсчета поднятых рук выяснилось: семьдесят человек выбрали своим главарем Шарпа, сорок восемь голосовали против. Проигравшие забрали свою долю добычи и отправились в рискованное плавание обратно к Золотому острову, намереваясь на последнем отрезке пути совершить переход через Панамский перешеек. Гектору было жаль, что вместе с теми, кто возвращался в Карибское море, ушел и Уильям Дампир, однако сам он теперь, отказавшись от всех надежд на новую встречу с Сюзанной, обратно не торопился. Чем дольше его там не будет, тем меньше вероятность, что он опять столкнется с капитаном Коксоном. У Гектора не было никаких сомнений, что буканьерский капитан остается очень опасным врагом и мстить будет при малейшей возможности.
Снова говорил Рингроуз, с хмурым выражением на обычно жизнерадостном лице:
— По-моему, это Дуилл выдал испанцам наши сигналы. Должно быть, они схватили его и пытали.
Шарп пожал плечами.
— Откуда мне знать? Все, что случилось в Арике, теперь в прошлом. Пока командую я, мы не станем совершать вылазки на берег и атаковать хорошо укрепленные города. Будем делать то, что умеем лучше всего: захватывать призы в море. И мы плаваем в тех водах, где для этого наилучшие возможности.
Гектор все чаще ловил себя на мысли, что не знает, разумно ли поступил он с друзьями, проголосовав за Шарпа. Жизнь на борту «Троицы» быстро вернулась в старую колею, к прежней праздно-ленивой расслабленности и расхлябанности. Вновь появились кости и карты, дисциплина на корабле падала, люди становились раздражительными и неопрятными. В одном их нельзя было упрекнуть — в небрежении к кораблю и к оружию. К тому и другому буканьеры относились крайне заботливо. Пусть одежда превращалась в лохмотья, пусть нередко они испытывали нехватку еды, но орудия своего ремесла — мушкеты и мушкетоны — содержали в чистоте и смазывали тюленьим жиром, оберегая от воздействия соли и влажного воздуха. Абордажные сабли, мечи и кинжалы регулярно затачивались и протирались маслом. Буканьеры без конца экспериментировали, стремясь как-то улучшить мореходные качества галеона за счет изменения наклона мачт или угла рангоута, и команда не один час просиживала с иголками и нитками на палубе, под руководством корабельного парусного мастера придавая форму новым парусам, или с помощью сваек и драйков чинила и сращивала снасти.
Гектор почувствовал, как палуба под его босыми ногами слегка наклонилась. Теплый ветерок усиливался. Под затянутым облаками небом «Троица» ходко шла курсом, параллельным перуанскому побережью, которое тонкой полоской виднелось на горизонте. Как и намеревался капитан, районом охоты для галеона служила широкая полоса моря, где между портами на побережье Перу совершали плавания каботажные суда. Здесь всего неделю назад буканьеры уже захватили судно с тридцатью семью тысячами песо в сундуках и мешках. В равной степени их приободрил захват правительственного посыльного судна, шедшего в Панаму с корреспонденцией. Гектор перевел официальные письма, и, судя по ним, испанские власти, видимо, полагали, что буканьеры уже убрались из Южного моря. Это означало, что испанские корабли, вероятно, осмелеют и вновь покинут свои хорошо укрепленные порты.
Неторопливой походкой Гектор направился на нос, где стоял свою вахту Жак. Он был впередсмотрящим.
— Дичь ничего не сделала, чтобы от нас ускользнуть? — спросил Гектор. С первым светом вдалеке был замечен парус, и «Троица» начала преследование; сейчас расстояние между кораблями уменьшилось менее чем до мили. Испанец оказался среднего водоизмещения купеческим судном, и, судя по нарядной окраске, своим владельцам корабль приносил неплохие барыши.
— Все так же тащится. Вряд ли он что-то заподозрил, — ответил француз и язвительно ухмыльнулся. — Бартоломью Шарп в прошлом был выдающимся плутом. Поставь мы слишком много парусов, у них бы закрались подозрения.
Гектор взглянул на рангоут. «Троица» шла под обычным, незарифленным парусом, словно была заурядным торговым судном, идущим по своим делам, а не хищником, подкрадывающимся к жертве.
— Скоро они поймут свою ошибку?
— Наверное, через час. У «Троицы» обводы построенного здесь корабля. Это убеждает гораздо больше, чем испанский флаг.
— Ты стал говорить как настоящий моряк.
— Мне начала нравиться эта кочевая жизнь, — ответил Жак, потирая щеку, где под густым загаром едва виднелось клеймо бывшего каторжника-галерника. — Куда лучше, чем зубами и когтями цепляться за жизнь в парижском борделе.
— Тогда нам повезло, раз кости выпали именно так.
До голосования на общем совете четверо друзей колебались, не зная, поддержать Бартоломью Шарпа или нет. Жак предложил предоставить дело случаю и бросить кости. Если выпадет много очков, то они проголосуют за Шарпа, а если очков будет мало, значит, им по пути с Дампиром и прочими недовольными. На брошенных костях выпали шестерка и четверка.
— Дело не в везении… Изреель с Даном уже знают, — признался Жак.
— Что ты хочешь сказать?
— Когда вы меня чуть не бросили на берегу Хуан-Фернандеса, я времени зря не терял. Помнишь те две игральные кости, которые Уотлинг зашвырнул в кусты? Те, что он забрал у Шарпа?
— Ты эти кости бросал?
— Да. Подумал, что однажды они пригодятся, и решил их отыскать. Я знал, что они шулерские, со свинцом.
— Не припомню, чтобы ты с Шарпом играл.
Жак одарил Гектора таким взглядом, что юноша понял, что в глазах друга во многих отношениях остается наивным и простодушным.
— Я и не играл. Но наблюдал, как играет он. Ты никогда не задумывался, почему игра, которую так любит команда, называется «пассаж»?
— Думаю, ты мне скажешь.
Жак позволил себе лукаво улыбнуться.
— Так англичане произносят слова «пассе ди» — «больше десяти». Так игра называется по-французски, ее ведь придумали во Франции. И о том, как в нее мухлевать, я знаю почти все.
— Выходит, не одному нашему капитану многое известно о плутовстве и мухлеже, — заметил в ответ Гектор.
Его глаз уловил какое-то движение на борту испанского корабля. Экипаж уменьшал паруса, откликаясь на посвежевший ветер. С квартердека позади Гектора донеслась тихая команда. Шарп отдавал приказы.
— Делайте, как они, но тяните время, не спешите! Чем медленнее, тем больше наше преимущество, — призывал он.
Парусами и тросами занялись не более дюжины матросов «Троицы». Остальные буканьеры попрятались, либо укрывшись за фальшбортом, либо затаившись на нижней палубе. Если на испанском корабле даже мельком увидят столько людей, то сразу же сообразят, что «Троица» — отнюдь не безобидный «торговец».