Пират (сборник)
Шрифт:
Старик сбросил на землю тяжелый мешок, и Браслет мгновенно забыл о полушубке. Он по звуку безошибочно определил, что в мешке овес, и радостно, громко заржал. Рыбкин улыбнулся и насыпал полную кормушку овса. Потом снова ушел из конюшни.
Теперь Браслет даже не заметил его ухода. Он наслаждался овсом. Скоро Рыбкин вернулся со связкой сена за плечами.
Браслет давно не был так сыт и доволен, как в эту ночь. Он сладко дремал, переваривая корм. Крысы больше не появлялись, но покой его нарушал Рыбкин.
Всю
Кончив уборку, Рыбкин натянул на себя рыжий полушубок и ушел из конюшни. Вернулся он только к вечеру.
Засыпав корм, старик остался в деннике и долго не отрываясь глядел на Браслета. Потом, не дожидаясь темноты, в первый раз после перерыва запряг его в качалку и долго проезжал по двору шагом.
В конюшне Рыбкин достал откуда-то толстый огарок и зажег фонарь.
Еще раз тщательно вычистив Браслета, он заплел ему гриву и хвост на множество мелких косичек и вычистил щеткой копыта.
В фонаре горела свеча. В кормушке лежал несъеденный овес. Браслет дремал. В деннике, на табурете, прижавшись к углу, сидел не шевелясь Рыбкин. Давно перевалило за полночь. Старик не ложился. Он сидел в своем рваном полушубке не двигаясь, словно окаменел, только чуть-чуть шевелились усы.
Браслет несколько раз тыкал старика носом. Рыбкин медленно, с усилием поднимал руку и дотрагивался до носа лошади. Пальцы у него были холодные, и Браслет недовольно фыркал и отворачивался.
Догорела и погасла свеча. В окна конюшни лениво пробивался холодный, зимний рассвет. Рыбкин поднялся и, шаркая валенками, принес Браслету воду. Напоив лошадь, он одеревеневшими, негнущимися пальцами с трудом расплел косички.
Браслет разом стал очень наряден. Его густые, мягкие грива и хвост сделались еще гуще, пушистее и завились локонами.
Почистив и накормив лошадь, старик опять замер на прежнем месте, не сводя с Браслета глаз.
За двое суток старик не произнес ни одного слова.
Рано утром кто-то громко застучал в дверь конюшни.
Рыбкин вздрогнул и остался сидеть.
– Эй, старик, вставай! Будет спать!
Рыбкин поднялся и, двигаясь как автомат, снял со стены роскошную выводную уздечку. Эту уздечку на Браслета надевали только тогда, когда выводили его к трибуне в день розыгрыша больших призов.
В дверь опять застучали.
Рыбкин взял повод и повел Браслета к выходу.
На пороге стоял высокий человек, почти мальчик. Заячья шапка с ушами закрывала половину правильного, красивого лица. Клок черных волос лихо выглядывал из-под шапки.
– Ну, дедко, показывай своего одра, – весело сказал гость.
Рыбкин вывел Браслета во двор.
Браслет шел, красуясь и приплясывая, как на выводке.
У гостя широко открылись глаза. Он обежал несколько раз вокруг лошади и почесал за ухом.
– С виду товар – ничего не скажешь… Ну, а порча у него в чем?
– Нет у него порчи, – первый раз открыл рот Рыбкин.
– Не мути, дедко. Кто же такую лошадь даром отдаст, если она без порчи? Тебя в деревне за нее с ног до головы оденут и до смерти кормить будут.
– Порчи у него нет. А жеребец не мой. Берег я его для бега. Или на конный завод думал сохранить. Кровь у него знаменитая и порода редкая. Чужого коня продавать не буду. Бери даром и храни. Корм у меня вышел… Видишь, отощал он, – монотонно объяснил Рыбкин.
– У нас кормят хорошо, не беспокойся, – сказал гость.
– Знаю, потому и пришел к вам, – ответил Рыбкин. – Ну, трогай. – И он передал гостю повод.
– Спасибо тебе, дедко, от рабоче-крестьянской власти. Лошади нам теперь очень нужны, – сказал гость с чувством.
– Ладно, ладно, трогай, не прохлаждайся, – сердясь, торопил Рыбкин.
Гость взял повод и повел Браслета к выходу. Ворота еще с вечера были отперты и грозное предупреждение коменданта снято.
Уже на улице их догнал запыхавшийся Рыбкин.
– Подожди! – крикнул он.
Гость остановил Браслета. Рыбкин опустил руку в глубокий карман брюк и извлек на свет сверток.
В большой газетный лист был завернут крохотный кусочек черного хлеба – дневной паек Рыбкина.
Старик сунул хлеб Браслету и пошел назад, не оглядываясь. Гость тронул повод. Браслет торопливо проглотил хлеб.
Через несколько шагов Браслет оглянулся.
В просвете широко открытых ворот, как в огромной раме, стоял маленький человек. Он стоял не шевелясь и опустив руки. Усы неподвижно свесились книзу, как крылья замерзшего на лету воробья. На кончиках крыльев застыло по крупной ледяной горошине.
Браслет тихонько заржал. Гость потянул за повод, и, тряхнув головой, жеребец послушно пошел за ним следом.
Глава пятая
Новый хозяин Браслета носил длинное и пышное имя – Автогужтранс.
Браслета поставили в огромную конюшню на полсотни денников. В тот же день его перековали на толстые городские подковы. Кузнец с издевкой вертел в руках и гнул старые беговые подковы – тонкие металлические пластинки с желобом внутри. Новые подковы первое время лишним грузом висели на ногах, но скоро Браслет к ним привык.
К вечеру в конюшню стали возвращаться лошади.
Браслет четыре месяца не видел ни одной лошади. Близость их его волновала и радовала. Он громко ржал и, задрав голову, гоголем ходил по деннику.