Пират.Дилогия
Шрифт:
– Както это не совсем и прилично…
– Ой, брось, подруга! Что у нас вообще приличногото?
– А ничего у вас получается, – облокотившись на дверной косяк, заценил Громов.
Майк хохотнул, открывая пиво, а баронесса, увидев вошедших мужчин, смущенно забилась в кресло.
– Неплохо танцуешь, красотка! – ободряюще улыбнулся ей Спиди Гонсалес. – Эй, слышишь, Эндрю? Чего это твоя девчонка такая скромница? Чтото на пляже я за ней такого не замечал.
Лина тут же протянула смутившейся Бьянке бокал вина:
– А нука, выпей, подруженька! Вообще, этот танец называется – ватуси. А сейчас…
–
– Уау!!!
Подпрыгнув, словно ужаленная змеей, Лина заверещала и, схватив Бьянку за руку, потащила с кресла:
– А нука, давай твист! Оппа!
Баронесса, похоже, уже ничего и никого больше не стеснялась, да и танец оказался простым – знай ногамируками шуруй! Молодые люди, переглянувшись, тут же присоединились к девчонкам под заводную мелодию Чабби Чеккера – веселого и приятного, но совершенно безголосого парня, едва попадавшего в такт.
Когда «Америкэн Бэндстед» закончилась и ее ведущий, шоумен Дик Кларк, заговорщическим тоном попрощался со зрителями до следующей недели, Магдалина быстро врубила радиолу, вытащив из конверта диск все того же Чабби Чеккера – разумеется, с твистом! И даже, скосив глаза, похвалила:
– А ты тоже неплохо танцуешь, Эндрю! Где научился?
Громов ответил, как полагается:
– А чего тут учитьсято? Это ж вам не лезгинка, а твист!
– Лезгинка… – по слогам повторила Лина. – Это тоже танец такой? Типа ватуси или «картофельного пюре»?
– Типа того, да, – отмахнувшись, разошедшийся не на шутку Андрей попросил Майка принести с веранды окурки. А дальше – все, как в классическом фильме: – Левый окурок давите левой ногой. Правый – правой ногой… А теперь – вместе… оппа оп! Летс твист эгээйн! Чабби Чеккер рулит!
Они даже сексом как следует с Бьянкой не занялись – уснули почти сразу же, еще бы: вымотались за день, устали. Сначала – морской заплыв, потом бег и снова заплыв. Под конец еще вино, пиво и танцы… Кого угодно сломает!
Правой рукой обнимая девушку, спал Громов крепко, без сновидений, словно бы провалился в черную бездонную яму. И проснулся – первым. Баронесса еще спала, безмятежно разметав волосы по подушке, сладкую парочку тоже было не слышно.
Осторожно поднявшись на ноги, молодой человек натянул джинсы и, выйдя в гостиную, глянул на часы, показывавшие около шести утра.
Однако рановато!
Спать, правда, совсем не хотелось, и Андрей, устроившись в кресле с бутылкой оставшегося от вчерашнего пира пива, тихонько включил радио…
– …приветствует вас на коротких волнах… наша частота… с самого утра с вами наши дикторы… сегодня четырнадцатое октября тысяча девятьсот шестьдесят второго года, местное время шесть часов, температура воздуха…
Что?!
Громов поперхнулся пивом. Что он сказал? Какого, какого года? Неет… не может быть… неужели…
Покрутив ручку настройки, молодой человек наткнулся на новости… Говорили о президенте Кеннеди, о Хрущеве, о Фиделе Кастро…
О том же – и на других волнах…
– Президент Кеннеди встретился с сенаторами в Белом доме, обсуждалась проблема Кубы… Русский посол Добрынин вчера заявил в ООН, что руководство
О боже!!! Неужели правда шестьдесят второй год? Вот так промахнулись.
– А теперь Пэт Бун с песенкой «Быстрый Гонсалес»… Лалалаааа…
Глава 2
Октябрь 1962 г. Южная Каролина
Кузькина мать
Быстрый Гонсалес выполнил свое обещание, уже в понедельник – шестнадцатого октября тысяча девятьсот шестьдесят второго года – пристроив Андрея грузчиком в небольшой продуктовый магазинчик на тихой, усаженной тенистыми липами улочке. Гдето рядом находился автовокзал – колыхаясь, словно океанские корабли, мимо частенько прокатывали разноцветные, сверкающие никелем автобусы с плавными обводами и привязанным на крыше багажом.
Как оказалось, никакая это не ретро, а вполне себе обычная жизнь. Обычная жизнь американской глубинки начала шестидесятых годов двадцатого века. Впрочем, Чарлстон все же был портовым городом, в его гавань даже заходили европейские суда, так что не совсем уж провинция, не какойнибудь там Арканзас или Кентукки! Вполне можно было жить, выправить бы документы. Хоть какие, хоть как, лишь бы зацепиться – не в Советский же Союз пробираться, насчет коммунистического режима Громов особых иллюзий не питал. Даже если и спрячешься на какомнибудь советском корабле – хотя таковые в Чарлстон не заходили, – а потом что? А потом лет десять, как шпиону… Ну учитывая хрущевские, почти вегетарианские, времена – пятерка. Незаконное проникновение на судно, нелегальный переход границы «организованной группой» (двое ведь, сам Андрей да Бьянка) – примерно на такой срок и потянет, если еще примут во внимание какоенибудь «деятельное раскаяние» и помощь следствию. Но как этому следствию помочьто? Правду сказать? Мол, из восемнадцатого века явились… а коекто – и из двадцать первого. Да уж… врагу не пожелаешь, доблестные сотрудники госбезопасности колоть будут – мало не покажется. В Штатах, конечно, легче, но и тут можно в ФБР угодить – тоже приятного мало. Что же теперь – всю жизнь скрываться? По поддельным документам жить? А ведь так и придется – как же еще?
– Андреас, только что Энрике звонил, что задержится со сливами. Ты не мог бы после работы полчасика подождать? Я тоже задержусь… Ладно?
– Хорошо, Мария, как скажешь.
– Ну заходи минут через пять, кофейку выпьем.
Глянув на висевшие над дверью часы – кстати, очень точные, – Андрей принялся сдвигать на полках остатки товара – освобождать местечко для нового.
Торговавший овощами и фруктами магазинчик назывался красиво – «Орландо», Мария Фернандес – смешливая, вполне симпатичная женщина лет тридцати пяти – являлась и продавцом и хозяйкой, но, как подозревал Андрей – подставной. Магазин принадлежал кубинцам – и этим все было сказано. Именно кубинцам, а не мексиканцам, не пуэрториканцам и прочим испаноязычным, кои промеж собой, мягко говоря, не дружили. Вот и на «Орландо», как поведал Майк, давно уже пытались наложить загребущие лапы парни из ПуэртоРико. Но кубинцам покуда удавалось отбиваться, тем более что серьезных наездов не было, так, пару раз побили витрины – и все.